под видом ножа, и полоснул его друга-убийцу по горлу. Тот забулькал и спёкся. Мы остались один на один с обладателем финки. Его дружок-наводчик с ужасом смотрел на меня. Поднявшийся с карачек «студент» вломил ему левой вполне профессиональный апперкот. Это отвлекло внимание моего противника, так что я успел всадить ему носком ботинка по яичкам, а когда он начал исполнять приседания, ткнул ножом ему в задницу, не по злобе, а просто так – в назидание.
– Деньги, вещи собрал? – быстро спросил я «студента». – Сам-то в порядке? Ну, двинули, пока менты на хвост не сели.
– Знаете, – сказал он, весь трясясь от страха и заливаясь истерическим смехом, – эти идиоты сказали, что сейчас разрежут меня на кусочки.
– Это все дурная молодежь, – посетовал я. – Мы в свое время обходились без лишних слов.
Тут на стоянку въехало такси —дряхлая «волжанка» с гребешком на крыше – и остановилось напротив меня.
– Поедем? – Я кивнул, открыл дверцу и жестом пригласил «студента».
– Послушайте, как вас зовут? – весь трясясь от нежданной радости, спросил он. – Вы спасли мне жизнь.
– Глупости, – отрезал я, – Это вы мне ее спасли своей «пегасиной», я же просто расплатился за должок.
– Меня зовут Дмитрий Горечавский, – растроганно заявил юноша. – Если вам нужна будет помощь…
– То я скорее повешусь, чем приму ее от вас… – бросил я, захлопнул дверцу и помахал второму такси, такому же желтому бронтозавру, подъехавшему к стоянке.
2
– Куда, командир?! – закричал шофер.
– В гостиницу, – сказал я, кинул сумку на заднее сиденье и сел в машину.
– Погодка что надо, – заметил водитель. – Куда поедем? В «Салют»?
– Угадал.
Машина тронулась. Я нащупал в кармане пачку сигарет и достал ее, забыв, что она пуста. Водитель протянул мне пачку «Веста». Я прикурил.
– Надолго к нам? – продолжал донимать меня водитель.
– Видно будет.
– По делам?
– На экскурсию.
Водитель хохотнул. Минуту мы ехали в тишине, потом он спросил:
– Знакомы с этими местами?
– Да, немного.
От стоянки мы так и ехали по прямой. Фонари стали светить ярче – мы приближались к центральной улице.
Это было особенное место – не улочка провинциального городка, но и не Бродвей. В детстве меня всегда поражало, как быстро он рос. Все необходимое для жизни можно было найти на главной улице, остальное теснилось на промышленных окраинах города. Сразу за Нахалстроем – так назывались хижины-самостройки рабочих трубопрокатного завода (не путать с Шанхаем, где жили сталелитейщики, и Грабиловкой, где обитали механосборщики) начинались хрущевки, в которых жило поколение, вкусившее от щедрот совкового рая. И так веером улицы сходились к кварталам, где высилось несколько сталинских монолитов, а между ними пузатились приземистые особнячки дореволюционной постройки. Отдельными клиньями в эту в общем-то стройную