смертные дни.
В Москве, по словам Цветаевой, это стихотворение считалось «про красного офицера» и пользовалось неизменным успехом.
Несмотря на гордые, красивые слова «Белогвардейская рать святая», «Белая гвардия, путь твой высок», в успех белогвардейцев Цветаева с самого начала все же не верила: «Белая гвардия – да! – погибла». Позже она пояснит: «Добровольчество – это добрая воля к смерти».
Потом уже, в эмиграции, прочитав Сергею Эфрону все свои белогвардейские стихи, услышит от него: «Это было не совсем так, Мариночка… Была самоубийственная и братоубийственная война, которую мы вели, не поддержанные народом…» – «Но были и герои?» – спросит она. «Были. Только вот народ их героями никогда не признает. Разве что когда-нибудь – жертвами». – «Но как же Вы, Сереженька?..» – «А так: сел не в свой состав и заехал черт знает куда… Обратно, Мариночка, только пешком – по шпалам, всю жизнь…» И тогда она, руководствуясь записями мужа, решив воссоздать события в их реальном обличии, с новым жаром примется за поэму «Перекоп». А свой «Лебединый стан» переделывать не станет и в течение многих лет будет стараться выпустить в свет, но издателя так и не найдет, хотя «стихи доходили», когда читала на творческих вечерах, и такой книги ни в России, ни в эмиграции не было.
В те же революционные годы разгорится ее роман… с театром. Театр ей был близок по лирическим произведениям А. Блока, М. Кузмина, пьесам Э. Ростана. В ее стихах появляются новые действующие лица: Кармен, Дон-Жуан, донна Анна, Манон Леско, кавалер де Гриэ… В это время Цветаева знакомится с актерами-студийцами Е. Вахтангова Ю. Завадским, В. Алексеевым, С. Голлидэй, с педагогом и артистом А. Стаховичем. Главные роли некоторых своих пьес она будет предназначать им. Но ни одна из пьес при жизни Цветаевой сцены не увидит[2]. Опять сбывались ее слова: «Театр не благоприятен для Поэта, и Поэт не благоприятен для Театра». Менее чем за полтора года Цветаева создаст шесть романтических пьес о любви. В трех из них обратится к героям XVIII века, герцогу Лозэну и сердцееду Казанове. А в пьесе «Каменный Ангел», в основу которой положит взаимоотношения Юрия Завадского и Сонечки Голлидэй, поставит свой вечный вопрос о любви «земной» и «небесной». Все больше убеждалась Цветаева в том, что только там, в другом измерении, возможны настоящая жизнь и настоящая любовь. «Я, конечно, кончу самоубийством, ибо все мое желание любви – желание смерти! И м.б., я умру не оттого, что здесь плохо, а оттого, что “там хорошо”».
О смерти Цветаева размышляет уже очень давно, с самых ранних своих стихов, еще с той просьбы у Бога: «И дай мне смерть в семнадцать лет!» Она уже описывала и свой уход с земли, и свои похороны, и возможное свое бессмертие. Трагизм земного бытия предопределен для нее с самого начала – с этим ощущением она жила и писала. И жизнь во многом подтверждала верность ее взгляда.
Хотя Цветаева, боясь одиночества, все время старалась окружить себя людьми, новыми знакомствами, внутренне она все равно оставалась одинока. Свидетельство тому ее поэма «На Красном Коне», которая была навеяна