с бывшим и все решила; после же оставила телефон на самом видном месте. Естественно, из банка пришло сообщение – на имя, мать ее, Сьюзан Доус. Вот он и взъелся, идиот – не смог смириться с тем, что она не назвала ему своего настоящего имени.
– Как, Боже, как? – схватился за голову Ник, закатив глаза. Лицо его налилось кровью – кричал он уже как с полчаса. – За что мне все это? Ты врываешься ко мне в жизнь, заплаканная, обиженная; ты жалуешься мне на своего парня, что обидел тебя и выгнал – и черт меня дери, если бы я не убил его, особенно после той ночи. Но ты! Ты запрещаешь – и отнекиваешься, когда я предлагаю тебе это, с трудом соглашаешься остаться у меня на время, по вечерам я слышу твои всхлипы. Ты! Ты говоришь мне, как тебе повезло, как ты забываешь его, как ты… к черту. Знаешь, что я пережил? Как трудно было мне?! Да я зацепился за тебя! А теперь вот узнаю, что все это ложь – все, начиная от твоего паршивого выдуманного имени.
– А ты не думал, что у меня были на то причины, Ник? – стараясь казаться взволнованной, спросила наконец Сьюзи, которая еще час назад преспокойно была Аннетой. – Не думал, что я просто выдумала себе новую жизнь? Чтобы быть с тем, кто…
– Хватит, Боже, что же ты несешь? – закричав еще громче. Сьюзи заметила, что в глазах его стояли слезы. – Ты, ты… шлюха, вот ты кто. Тебе негде жить и нечего есть. Увидела меня – да придумала все за секунду, наверное, или дольше – плевать! Кричу тут уже сколько – хоть бы бровью повела! Но нет, нет, куда тебе, жалкой – все смотришь да анализируешь меня, думаешь, как бы выкрутиться… не выйдет! Я не хочу тебя видеть больше, не хочу, ты,…
Он не начал плакать, нет; по природе своей он был сильным человеком. Но тут Сьюзи применила свое самое страшное оружие – слезы и эмоциональность. Она закричала, нет, завыла – упала на колени, обхватив его ноги. Тараторила извинения. Говорила, как он неправ – что имя она поменяла действительно лишь потому, что хотела начать сначала. Что никакая она не шлюха, что не использует его и даже немножко любит; клялась и божилась всеми мыслимыми богами, что он неправ, и что ей было ужасно не по себе, от того, что она сразу ему не открылась. Тушь текла по ее красивому лицу, синие, холодные глаза являли собой переплетение цветов – красные прожилки, воспаленные белки. Лицо немного опухло и исказилось. Незаметные прежде морщины появились в уголках губ. Она умоляла, шептала, хватала его руки и целовала, умоляя, умоляя, умоляя… пока своими эмоциями она наконец не подмяла его.
Он смягчился и поверил ей – снова, поцеловав ее в лоб. Отправившись на кухню, они сидели молча, обжигаясь и размышляя, что им делать дальше. Точнее, размышлял только один – Сьюзи знала, как все будет теперь.
Им не спалось. Открывшаяся «правда» о Сьюзи Доус расставила все по своим местам; так ему казалось. Разумеется, он не выдержал тяжести откровения – все подчистую выдал о своей жене, разводе и Клубе достопочтенных шлюх.
История была не такой интересной; банальность в ней перемежалась домыслами и слухами, что, впрочем, никак не мешало Нику говорить почти всю ночь.