нет сомнений. Это факт, и его невозможно отрицать.
Стеффи задумывается об этом. Да, надо признать, симпатичные парни и правда есть. Но у Кевина все же маленькие глаза и вечно опущенные уголки рта. Или она просто не способна видеть что-то хорошее в людях? Кое в чем Карро и ее свита все же правы – она не от мира сего.
Уже почти у дома Стеффи чувствует, что ботинки натерли ноги. Она задерживает дыхание, чтобы не застонать. Бывали времена и похуже. И это еще один повод разучить, как Венке Мюре делает вибрато.
Ноги красные в подъеме, а пальцы на ногах белые. Ступни покалывает. Стеффи надевает шерстяные носки, которые вытащила из комода, и кричит:
– Дома есть кто – нибудь?
Никто не отвечает, но, кажется, в комнате Джулии раздается какой-то шорох. Писк или вздох – звук вполне себе человеческий. Дверь приоткрыта. Стеффи заглядывает внутрь и видит Джулию, неподвижно лежащую на животе в постели. Внезапно Джулия протяжно всхлипывает, а затем порывисто выдыхает. Стеффи стоит с открытым ртом: старшая сестра плачет. Спина сотрясается от рыданий так, что к глазам невольно подступают слезы. Она хочет спросить, что случилось, но ведь это Джулия.
Стеффи икает, Джулия тут же поворачивается и смотрит ей прямо в глаза.
– Что ты здесь забыла? – шипит она.
– Я только…
– Какого черта ты смотришь? Вали отсюда и закрой дверь!
– Что… что такое…
Джулия садится в постели. Ее глаза красны от слез, злые и некрасивые.
– Вали, я сказала!
За ужином Джулия уже в норме. Она делано закатывает глаза, когда папа излагает свою теорию, связанную со словом «происхождение».
– Тут все завязано на «исхождении», – настаивает он, смеясь. – Я так часто произносил это слово и никогда не задумывался о его тайном значении, пока не записал на бумаге. Вот тогда-то на меня снизошло озарение. Это же логично!
– А что такое происхождение? – спрашивает Эдвин, и папа пускается в длинные объяснения.
По пути к цели он упоминает и Пеппи Длинныйчулок, и древние песни Сив Мамльмквист, от которой переходит к ее индийским предкам[5].
Стеффи ест рыбные котлетки и старается не смотреть на Джулию. Даже и не скажешь, что она плакала. Сестра трясет волосами и красит губы блеском. В глазах ни намека на слезы, даже тушь не размазана. Она снова готова обсуждать двадцатилетних парней с Фанни, и ее не устраивают прошлогодние туфли.
Мама спрашивает, как все прошло в школе. Стеффи запихивает в рот котлету и кивает вместо ответа.
За окном кромешная тьма.
Вечером она приступает к делу. «Хо-хо-хо», – имитирует Стеффи и пытается сделать голос охрипшим, чтобы казалось, будто смешки исходят из горла.
«Хо-хо-хо», – шепчет Венке на шведском с норвежским акцентом.
«И огонь моей страсти так губителен», – подпевает Стеффи.
После двух куплетов она протяжно поет «О-о-о» вместе с драматичным дуэтом Венке Мюре и Повела Рамеля. А вибрато не так уж сложно сделать, это же не рифма.
Разучив часть, Стеффи достает гитару. Пом, подом