за билетами, исчезая в темной людской гуще, толпившейся на набережной, а они с мамой ждали без особой надежды на его скорое возвращение. Через какое-то время он все-таки появлялся, победоносно улыбаясь и держа в руках заветные билеты в Петродворец.
Сорок минут по Финскому заливу с ветерком – конечно, не сравнить с забитой битком, тесной, потной электричкой, отравлявшейся с Витебского вокзала. В «Метеоре», утопая в удобных креслах, ты чувствовал себя почти интуристом, рассекающим международные просторы. К сожалению, там не предусмотрели палубу, а любоваться на пролетающие виды можно только из окна запотевшего иллюминатора. Тем не менее, все выглядело настоящей роскошью.
Сейчас о ней напоминали лишь накрахмаленные девственно-белые наволочки, надетые на изголовье кресел. Становилось понятно, что ничья голова их уже давно не касалась. И в этом белом безмолвии пустых кресел вокруг чувствовалось что-то космическое, будто все пассажиры давно сошли на конечной остановке. А эти двое в первом ряду неизвестно зачем остались. Впрочем, почему? Известно! Чтобы увидеть «Римские фонтаны»!
Когда они прибыли в Петергоф, бабка на контроле приняла их за иностранцев.
– С вас 500 рублей! – радостно завопила она, потрясая какими-то квитанциями. И тут же добавила для предельной ясности, почему-то по-немецки:
– Фюнфь ханред рюбелс, битте зейн.
– А что ж так дорого, бабуль? – с деланной ласковостью спросил он.
– Так вы ж зарубежные гости! – уже без прежнего ликования в голосе попыталась настаивать контролерша.
– Эх, если бы! Свои, мать…
Она всегда удивлялась тому, как легко он находил общий язык с обслугой и с разными охранниками.
– А он у тебя… простой… – скажет ее мама, когда увидит его черно-белые фотографии.
И добавит с насмешкой:
– Такие во времена моей молодости учились в ФЗУ и обязательно участвовали в заводской самодеятельности!
– Что ты понимаешь! – почти закричала она. – Какая самодеятельность? Он тонкий, сложный, умный. И столько всего знает!
– У него двое детей. И у тебя нет шансов, – строго высказалась мама и, брезгливо обтерев руки о фартук, ушла на кухню.
Она не верила в счастье единственной дочери: ведь та с детства считалась сложным ребенком – застенчивым, зажатым. Уже подростком, если куда-то ехала одна в автобусе, всегда покупала себе два билета на тот случай, если один билет вдруг потеряется.
И, конечно, абсолютной пыткой стали уже в ее взрослой жизни советские гостиницы – с их противными дежурными по этажу, всегда придирчиво изучавшими паспорт на предмет штампа о браке.
Оба они в этот раз, чтобы не осложнять себе жизнь, решили остановиться в одной гостинице – в «Октябрьской», что рядом с Московским вокзалом. Чтобы проникнуть внутрь, следовало пройти охранника у турникета, показав паспорта и командировочные удостоверения. Затем направиться к окошку администратора. Там отстоять очередь и получить анкеты. После этого идти в кассу. Получив