после вернулся домой. Охнула мать и замер, окаменев отец. Одет он был в одежду с чужого плеча, на руке белая повязка, а за спиной винтовка. А потом он заговорил. Говорил он тихо и бесцветно, не повышая голос и оттого становилось лишь страшнее. Он говорил, что помнит все, всегда помнил и не забывал ни на мгновенье. Помнит, как любил своих родителей, будучи маленьким, как хорошо и счастливо им жилось. И как пришли однажды люди в кожаных куртках, застрелили отца, а мать угнали куда-то, тыча в спину прикладами. Как истошно кричал он, хватаясь за юбку матери, пока не отшвырнула прочь его чья-то беспощадная рука. Все помнит, до мгновения. И то, что один из тех, в кожаных куртках – их старший сын, который после этого перебрался в город – тоже не забывал ни на минуту. Но теперь все будет по-другому. Потому, что пришло его время. Дождался он его. И теперь их очередь быть лишь безмолвными свидетелями происходящего, повлиять на которое они больше не в силах. И еще: он пришел за их дочерью…
Словно удар кнута, рассекая воздух, заставило его отшатнуться, прервавшись, материнское проклятие. И дрожащая в гневе рука указала на порог. Ничего и тогда не ответил он, едва заметно передернул плечами и, как обычно, закусив соломинку, вышел прочь.
Ночью оставшиеся в деревне мужики ушли в лес, оставив после себя скорченные тела попавшихся на пути захватчиков. А поутру началась суматоха. Забегали солдаты в серой форме, замелькали кресты и мертвые кости, загомонила чужая речь. И тогда он, следуя указаниям серого офицера, взял с собой одетых как он сам скаженных братьев-близнецов с дальнего хутора и вместе с ними с винтовками наперевес пошел по избам.
Уже горели первые избы и висели на столбах односельчане, когда он вошел в столько лет бывший ему родным дом…
А когда вышел на двор и потянулся за травинкой, чтобы сорвать и привычным жестом вставить в зубы, заметил, что пальцы его перепачканы в крови. Он поднес ладони к лицу и стал пристально разглядывать их. Кровь. Он оглядел себя. Кровь. Рубашка испачкана. И брюки на коленях. И сапоги. Чертыхнувшись, он велел суетившимся поблизости близнецам поджечь дом.
Поздней ночью, когда пьяные близнецы горланили песни о несчастной судьбе, он как прежде взобравшись на чердак и закусив соломинку, вглядывался в ночное звездное небо. И никто не знал, о чем тогда думал он, что творилось у него на душе…
Но однажды снова поднялась суматоха, заревели моторы и, поднимая клубы горячей пыли, серая армия покинула деревню, оставив непонятно для чего всего пятерых солдат. Жители зашептались, что пришла добрая весть о приближении родной освободительной армии. И во главе передового отряда скоро войдет в деревню старший сын загубленной предателями семьи. И справедливая кара настигнет всех, никому не укрыться. Недолго уже осталось…
А он лежал бессонной звездной ночью, глядя в потолок. И ни о чем не хотелось ему думать, а просто так лежать, ощущая всепоглощающую собственную пустоту. Но за окном вдруг раздались сухие выстрелы партизан, напавших на оставшихся в деревне