когда все, что я могу, – это жить в ожидании этого момента.
И он либо поможет мне выжить, либо уничтожит окончательно. Другого не дано.
Еще четыре минуты, и я узнаю.
В этот момент я нервничаю больше, чем тогда, в суде, пять лет назад. Я стискиваю в руке резиновую морскую звезду. Это единственная игрушка, которая продавалась на заправке возле моего дома. Я могла бы попросить таксиста заехать в большой универмаг, но оба находились в городе, в другой стороне от места, где, как я надеялась, до сих пор живет Диэм, а я не могла позволить себе длинных поездок на такси.
После того как меня наняли на работу в магазине, я пошла домой и поспала. Я не хотела приходить к Грейс и Патрику, пока Диэм там не было, а если Эми права и у Леджера нет своих детей, то разумно предположить, что девочка, которую он тренирует в бейсбол, – моя дочь. И судя по тому, сколько «Гаторейда» он покупал, он готовился к долгому дню, и я, используя дедуктивный метод, рассудила, что Диэм еще несколько часов не вернется домой.
Я ждала, сколько могла. Я знала, что бар открывается в пять, следовательно, Леджер, скорее всего, отвезет Диэм домой до этого времени. Я не хотела, чтобы он был рядом, когда я заявлюсь, и рассчитала все так, чтобы такси привезло меня к дому в пять пятнадцать.
Я не хотела приезжать позже, потому что не хотела появиться во время ужина или когда она ляжет спать. Я стремилась сделать все правильно. Я пыталась не сделать ничего, что могло бы заставить Грейс и Патрика бояться меня больше, чем они, наверное, и так боялись.
Я не хотела, чтобы они велели мне уйти до того, как я хотя бы попытаюсь себя оправдать.
В идеальном мире они открыли бы мне дверь и позволили бы мне встретиться с моей дочерью, которую я даже никогда не держала на руках.
В идеальном мире… Их сын все еще был бы жив.
Я раздумываю, что же я увижу в их глазах, когда появлюсь у них на пороге. Шок? Ненависть?
Насколько сильно Грейс может ненавидеть меня?
Иногда я пытаюсь поставить себя на ее место.
Я пытаюсь вообразить себе степень ее ненависти ко мне – посмотреть на ситуацию ее глазами. Иногда, лежа в постели, я зажмуриваюсь и пытаюсь найти объяснения всем причинам, по которым эта женщина не подпускает меня к моей дочери, чтобы не возненавидеть ее в ответ.
Я думаю: Кенна, представь, что ты – Грейс.
Вот прекрасный молодой человек, которого ты любишь больше жизни, больше, чем все на свете. Он красивый, он состоявшийся. Но, что еще важнее, он добрый. Все говорят тебе об этом. Другие родители мечтают, чтобы их дети походили на него. Ты улыбаешься, потому что гордишься им.
Ты гордишься им, даже когда он приводит домой новую подружку, которая слишком громко стонет посреди ночи. Подружку, которая разглядывает комнату, пока все молятся перед обедом. Подружку, которую ты ловишь в одиннадцать вечера во дворе с сигаретой в руках, но ничего не говоришь ей; ты просто надеешься, что она скоро надоест твоему прекрасному сыну.
Представь, что тебе звонит сосед твоего сына по квартире,