но никак не объясняет того долгого, извилистого и во многом случайного пути, который вывел одну из линий человекообразных обезьян в люди. Не имея возможности разбирать здесь сложнейшие вопросы антропогенеза, скажем только одно: громадным отрывом от всех остальных животных человек обязан прежде всего членораздельной речи. Именно она позволила передавать от поколения к поколению все возрастающий и практически любой по содержанию объем информации. В результате успех группы или популяции стал зависеть не столько от набора генов, сколько от качества и количества знаний, полученных внегенетическим путем. Тем самым человек невольно связал отбору руки и так и остался во многом недоделанным, неотшлифованным, обремененным наследием многочисленных, часто противоречивых врожденных программ.
Это пространное отступление понадобилось нам исключительно для того, чтобы точно указать место, которое человек разумный занимает на лестнице живых существ. Несмотря на то что вид Homo sapiens является в значительной степени продуктом общественного развития, несмотря на противотанковые ежи и рогатки второй природы, намертво, казалось бы, отгородившие его от свободной игры стихий, биологические корни человека никуда не делись и время от времени властно напоминают о себе. Самые тонкие душевные движения и высокие порывы, которые мы привыкли считать сугубо человеческим приобретением, при ближайшем рассмотрении уводят нас глубоко вниз – в те тектонические пласты, которые мы делим с нашими далекими предками.
2. Немного психофизиологии
«Черт простого народа большей частью худой, с тонкой козлиной бородой на узком подбородке, между тем как толстый дьявол имеет налет добродушной глупости. Интриган – с горбом и покашливает. Старая ведьма – с высохшим птичьим лицом. Когда веселятся и говорят сальности, появляется толстый рыцарь Фальстаф с красным носом и лоснящейся лысиной. Женщина из народа со здравым рассудком низкоросла, кругла как шар и упирается руками в бедра. Словом, у добродетели и у черта острый нос, а при юморе – толстый. Что мы на это скажем?»
Таким очаровательным вступлением начал свою серьезную книгу «Строение тела и характер» Эрнст Кречмер, немецкий психиатр и гипнотизер-виртуоз. Он появился на авансцене мировой психологической науки в двадцатые годы теперь уже прошлого столетия, когда Зигмунд Фрейд возводил величественное здание психоанализа, а Иван Петрович Павлов завершал постройку системы условных рефлексов. С великолепной небрежностью он объединил психологию, антропологию и эндокринологию; и даже видавшая виды физиогномика – искусство читать тончайшие душевные движения по выражению лица и моторике пациента – тоже была тут как тут. (О физиогномике, впрочем, мы поговорим в свое время отдельно.)
Будучи психиатром, Кречмер танцевал, что называется, от болезни. Имея дело с бесконечной вереницей больных и их родственников, он задался целью сравнить представителей двух главных «больших» психозов – шизофрении