опыте.
Еще один важнейший аргумент за жесткие ограничения пребывания у кормила власти и против всех вариантов «обнуления» и рокировок – при плановом и ненасильственном обновлении властных структур есть надежда, что «новые» чиновники и управленцы еще хоть немного помнят, как выглядит жизнь обыкновенного человека. А предвыборная борьба, если она настоящая, заставляет быть в курсе событий, участвовать в реальных публичных дебатах с неподдельными соперниками, вести, как правило, неприятные диалоги со всеми представителями социума и встречаться не только со специально отобранным и лояльными «амбасаддорами народа».
Но советские партийные документы этого не предусматривали… В итоге у молодых (и не очень) людей Союз начал ассоциироваться со стареющей властью и постепенно терял привлекательность: он казался настолько неповоротливым и кондовым, что им стало сложно и неинтересно гордиться. Не помогали многочисленные лозунги «Партия – наш рулевой!» и плакаты «Коммунизм – это молодость мира», не вдохновляли как-бы-зажигательные речи, прочитанные по бумажке на съездах и пленумах КПСС и ВЛКСМ, угнетал телевизор с еле двигающимися «партайгеноссе», раздающими друг другу ордена и крепкие мужские поцелуи. Народ разуверился в руководстве – и страна затрещала.
К хорошему быстро привыкаешь. Вот и к 1980-м годам достижения и достоинства СССР для его жителей стали настолько обыденными, привычными и незыблемыми, что основная масса населения их в упор не замечала – но зато даже мелкие недостатки советского строя все критиковали громко и дружно. Одновременно с этим на разных уровнях (от домашних посиделок и до государственного кинематографа) шло восхваление и идеализация забугорного образа жизни. На этом фоне Запад, который давно уже был для определенной прослойки образцом для подражания, к средине 1990-х стал практически непогрешимым идеалом.
С приходом Горбачева пресса наполняется валом разоблачительных статей об ошибках советской власти, откровениями диссидентов, воспоминаниями узников совести и ГУЛАГа. Массово издаются ранее запрещенные произведения и мемуары. Эфир наполняется хрустом французской булки. Писать и говорить что-то позитивное об истории и жизни в СССР в журналистской, артистической, окололитературной и прочей считающей себя VIP тусовке становится моветоном, а позиционировать себя патриотом (или хотя бы реалистом, объективно оценивающим прошлое и настоящее) – немодно и даже небезопасно. Ощущение свободы, возникшее в перестроечные годы, когда все запретное в одночасье становилось дозволенным, приводило народ, а особенно молодежь-Иксов (будущих родителей Игреков и Зет), в состояние непреходящей эйфории и ожидания свободы. О’кей, Икс!
В союзных и автономных республиках, национально-территориальных округах начинают активизироваться националистические настроения и создаются радикальные, экстремистские и религиозные организации. Начинается постепенное вытеснение русских из среднеазиатских регионов, ущемление