где стояла большая фотография в серебряной рамке.
– Сегодня у меня был действительно интересный день, Бегонья, – сказал он, обращаясь к фотографии. – Ты даже себе не представляешь, на что способны эти мальчишки. Я полагаю, что сделал очень удачный выбор, формируя свою группу. Это блестящие парни.
Он открыл массивный графин из граненого хрусталя, стоявший возле портрета, и плеснул коньяка себе в стакан.
– И ДИМАС наконец-то начал выдавать результаты. Можешь мной гордиться, Бегонья.
Он отпил глоток, почувствовал, как по горлу разливается тепло, и снова взглянул на фотографию.
Why she had to go I don’t know she wouldn’t say, I say something wrong, now I long for yesterday.
«Yesterday»… «Вчера»… Любимая песня Бегоньи. Она не была интеллектуалкой, она была простой женщиной. Как же так случилось, что она покинула его на пороге старости? Неужели эта проклятая болезнь не могла забрать кого-нибудь другого?
Саломон наклонился, взял виниловую пластинку из ряда стоящих прямо на паркетном полу, вытащил ее из конверта и поставил на «вертушку».
Зазвучала музыка. Струнный квинтет Боккерини. Сначала вступили скрипки, легкие, как трепет крыльев бабочки. Потом более низкий, глубокий и земной голос виолончели. Саломон подошел к окну. Красноватый отсвет городских огней, преломляясь в тумане, просачивался сквозь плотные шторы. Вдруг по телу у него прошла дрожь, словно волна по поверхности воды.
ДИМАС.
Он что-то обнаружил. Он выгнал из норы убийцу, заставил его выйти из прошлого, из путаницы нераскрытых преступлений. И пустил по его следу студентов, как свору молодых собак.
Охота началась…
Часть III
Саломон и Лусия
10
Вечер понедельника
Настала полночь. Время ночного обхода. Ночь выдалась спокойная. Тихая. Пока…
Случались и вовсе инфернальные ночки. Когда отовсюду доносился грохот и крики, когда камеры задержанных напоминали вулканы во время извержения, и атмосфера стояла такая накаленная, что заснуть не выходило ни на секунду.
Но в эту ночь ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не заснуть. Охране велели глаз не спускать с вновь поступившего. С того белобрысого, что был похож на его сына. Он вспомнил, как однажды обнаружил у мальчишки наркотик, спрятанный под одеждой в шкафу. Последовала длинная и горькая беседа, а потом он побил парня, и тот ушел. Конечно, не надо было распускать руки. Сын тогда бросил ему в лицо: «Ненавижу тебя! И презираю! Ты всего лишь кусок дерьма! Дрянной фашист на службе у властей!»
Эта ссора не шла у него из головы. И слова сына тоже. Это было сильнее его. Проходя мимо камеры белобрысого парня, он услышал за металлической дверью:
– Не убивай его, Рикардо.
Голос был женский… Он совершенно точно знал, что за дверью нет никакой женщины, и женскому голосу кто-то здорово подражал. Он прислушался.
– Я должен его наказать, Марта, – ответил низкий, звучный голос, от которого он вздрогнул. – Он не должен больше заговорить.
Третий