Михан, ты реально продвинулся. Сильнее стал, деловитей. Я даже завидую. В хорошем смысле. По доброму. Ты вырос, а я застрял, мне позарез нужно перерождение, апгрейд. Я как неугомонная гусеница, раздирающая перезрелый кокон. Мятые крылья продавливают ткань льняного покрывала. Я вылетаю. Я становлюсь Махаоном! И в высь. В небесные дали…. Понимаешь, все члены хотят чего-то светлого! Жуткое томление в груди, и как будто сердце вот-вот выскочит и покатится клубком, оставляя кровавые нити, а я за ними рвану, не отпущу кровавый комочек в подземку. Брошусь за ним вниз по эскалатору и сигану на пути, вдогонку за поездом. Клубок стучит, бьется, сжимается, опрыскивает стены брызгами, а это словно знак – и я мчусь, обгоняя составы. Так и увижу свет в конце туннеля, понимаешь – вон он выход?! Выход есть. И поэтому я здесь. Выход есть. Выход здесь.
Мишка сосредоточенно слушал, поджав обветренные губы.
– Махаон, твою мать! Пойдем выйдем, покурим? До заседания минут десять!
– Давай!
Сигаретный дым окутывал крылатым облаком психологов–любителей. К ним лихо подмазались два новичка. Они беспрестанно хихикали, задавали глупые вопросы с ошалелым видом, испуская шутки и прибаутки. Самому крупному новичку на вид примерно тридцать. Он выделялся трехдневной щетиной и детским взглядом, словно смотрит на мир глазами ребенка, способен удивляться и познавать. Тридцатник носил широкие поношенные джинсы с выбеленными коленами, коричневые ботинки на шнурках и вельветовый пиджак, придававший налет интеллигентности. Его напарник, представившийся по свойски Ромкой, неумело стряхивал пепел на застиранный шерстяной свитер, размахивал мятой сигаретой, угрожая длинными замазанными ногтями, и неуклюже переминался с ноги на ногу. На его двугорбом подбородке отрастали убогие волоски, оставшиеся после электробритвенного смерча, а над верхней губой выползли смазливые усики, словно намазанные гуашью.
Наслышанные о популярности Владимира или просто «великого» Володи, парни пытались понравиться завсегдатаям клуба, так как точно угадывали, кто здесь птица высокого полета, а кто неоперившийся птенец. Конечно, Скрепкин не походил на птенца, но из-за жалкого вида и дурного настроения смотрелся мрачно и жалостливо.
Мимо мелькали манящие женские силуэты. Игорь оглядывался и озирался, пытаясь свернуть шею, отвлекаясь от общего разговора. Вспоминая о прошлых победах на поприщах психологических практик, он вдруг осознал, что так и не нашел спутницу жизни кроме необязательных приятельниц, растворившихся в кофейных стаканчиках после завершения марафонов. Теперь Игорь поверил, что снова не одинок, есть с кем пережить трудности и выйти в мир обновленным.
Внешне среднего роста и повышенной упитанности, выражавшейся в натуженном пупке и выпуклой пояснице, Игорь выглядел неуклюже и посредственно. Ступая по полу, ступни отклонялись под косым углом, отчего походка напоминала движения напуганного орангутанга. Он перебарщивал с одеколоном, предпочитая острые запахи, точно жил в парфюмерной лавочке. Одежда сидела на нем совершенно