понимаю, что на тебя нашло? Отравили чем-нибудь на позавчерашнем симпосионе? Вино мне показалось кислым…
– Тебе – вино, а мне показалась кислой моя жизнь! В Афинах становится все больше народа. Люди озлобляются от тесноты, шума, крика, вечной нехватки то воды, то пищи. В эту жару все глядят на встречных как на врагов. И гинекономы ярятся без причин – скоро красивой женщине нельзя будет появиться на Агоре или Акрополе по вечерам.
– В этом согласна с тобой. Тесно в Афинах, да и во всей Аттике, говорят, собралось пятьсот тысяч человек.
– Святая мать Деметра! Во всей Спарте не больше полутораста тысяч. В таком множестве люди мешают друг другу и озлобляются. Видят роскошь, красоту и завидуют, насыщая воздух испарениями черной желчи.
– Не одна теснота, Эгесихора! Последствия прежних войн и особенно прошлогодней. Наш красавец-царевич, он теперь царь македонский и, по существу, владыка Эллады, показал волчьи зубы, да славится Аполлон Ликейский! До сего дня на рынке рабов продают фиванцев-мужчин всего по сотне драхм, а женщин по полторы. Сам город стерт с лица Геи. Ужаснулась вся Эллада!
– Кроме Спарты!
– Разве Спарта одна устоит? Дело вашего царя Агиса плохо – он хотел быть один, когда совместный бой привел бы греков к победе, и остался один против могучего врага.
Эгесихора задумалась и вздохнула:
– Всего три года прошло, как македонские мальчишки явились к нам…
– Только ли македонские? А как насчет Крита?
Лакедемонянка вспыхнула, продолжая:
– Убит Филипп, воцарился Александр, стал вместо него главным военачальником Эллады, сокрушил Фивы и теперь…
– Отправляется в Азию на персов, продолжая дело отца.
– Ты получила вести от Птолемея? Давно?
– В один из тяжелых дней гекатомбейона. И с тех пор – ничего. Правда, он посылает мне одно письмо в год. Сначала писал по пять.
– Когда он прислал тебе эту? – Спартанка дотронулась до третьей звезды ожерелья, сверкавшего на медном теле подруги.
Таис опустила ресницы и, помолчав, сказала:
– Птолемей пишет, что Александр поистине показал божественный дар. Подобно Фемистоклу, он всегда умеет мгновенно изобрести новый ход, принять другое решение, если прежнее не годится. Но Фемистокл стремился на запад, а Александр идет на восток.
– Кто же более прав?
– Как я могу знать? На востоке баснословные богатства, неисчислимые народы, необъятные просторы. На западе людей меньше, и Фемистокл даже мечтал переселить афинян в Энторию, за Ионическое море, но умер в изгнании в горах Тессалии. Теперь его могила на западном мысе Пирейского холма, где он любил сидеть, глядя на море. Я была там. Уединенное место покоя и печали.
– Почему печали?
– Не знаю. Разве ты можешь сказать, почему тяжелая тоска, даже страх охватывает людей в руинах Микен? Недоброе, запретное, отвергнутое богами место. На Крите показывают гробницу Пасифаи, и то же подобное страху чувство