заставить ее прекратить подоб- ную деятельность.
Когда Марин наконец произнесла свое признание, на невозмутимом лице доктора Чена отразилось удивление, быстро сменившееся участливой озабоченностью. Тем не менее ему потребовалось много времени для обдумывания ответа, и в итоге он ответил мягко, но твердо. Марин предвидела, что он так скажет. И, возможно, именно поэтому сделала свое признание. Чтобы он сказал ей, что она поступала неправильно. Чтобы сказал ей не делать этого больше.
– То, что ты только что сказала мне, Марин, непродуктивно. – Голос его звучал сдержанно, но в нем точно не ощущалась тревога. Она проявилась в языке тела. – Более того, вредно для здоровья. На самом деле, я полагаю, что тебе стоит немедленно остановиться.
– Но я делаю это не каждый вечер. Даже не каждую неделю. Только… когда не могу перестать думать о нем. Когда не могу унять беспокойство.
– Я понимаю. Но это не выход, – доктор Чен подался вперед, как поступал только когда чувствовал необходимость сделать важное замечание, – это… совсем не хорошо. Я очень обеспокоен тем, что подобное поведение усугубит твои мысли о членовредительстве. Не говоря уже о том, – продолжил он в своей безумно спокойной манере, вновь вальяжно откинувшись на спинку кресла, – что это запрещено. У тебя могут возникнуть серьезные неприятности. Тебя могут даже арестовать.
Она знала, что он так скажет. Ей просто нужно было услышать это от него самого. Она возражала, ее голос становился все громче, а его голос оставался на своем обычном диапазоне, пока не истекло время сеанса. Его огорчение, однако, было очевидным. Психотерапевты восприимчивы к эмоциям.
Оставив сообщение для доктора Чена, Марин написала Сэйди:
Увы, я не смогу все-таки приехать сегодня утром. Прости, я знаю, что обещала помочь тебе разобраться с договорами поставки.
Не бери в голову. У тебя все нормально?
Не уверена. Еду на встречу с частным детективом.
В переписке возникла пауза. Марин видела, как мерцают на экране три точки, пока Сэйди пыталась сформулировать ответ. Подруга вряд ли о чем-то спросит, она никогда не задавала вопросов, – но, вероятно, почувствовала, что Марин волнуется. Наконец, пришел ее ответ, и, как и предполагала Марин, он оказался милосердным и коротким.
Понятно. Пиши, если смогу чем-то помочь. хо[11]
Она не представляла, как справилась бы без помощи Сэйди.
Когда через месяц после исчезновения Себастиана ФБР сообщило, что поиски их сына не будут «прекращены», хотя в ближайшем времени не предвидится никаких новых зацепок для расследования (образно говоря, «его дело отложено в долгий ящик»), то у Марин возникло ощущение, что она еще раз потеряла ребенка.
И она плохо справилась с новым ударом. Смертельно плохо…
Когда неделю спустя ее выписали из больницы, первым делом она позвонила частному детективу. Кастро оставила свою визитку в пластиковой вазе на стойке регистрации центрального салона Марин, зайдя однажды