на нее, и Аньезе показалось, что это Эдвард на мгновение взглянул на нее; ее дочь была слишком похожа на мужа, и временами у нее чуть рассудок от этого не мутился. Зашуршало платье, полилась вода, и она услышала знакомое фырканье – сколько раз Аньеза говорила, чтобы дочь умывалась теплой водой и не истязала себя, но разве Мадаленна слушала ее?
– Так чем все закончилось? – Аньеза сменила гнев на милость. – Ты все-таки написала?
– Целых два. – раздалось из-за ширмы. – Чтобы наверняка.
– Думаешь, он не примет одно из них?
– Об этом я вообще предпочитаю не думать.
– Я могу взять почитать? – Аньеза осторожно дотронулась до страниц и пригляделась к почерку – строчки ехали из стороны в сторону, но буквы оставались на удивление четкими.
– Конечно.
Она быстро пролистнула листы – на каждое эссе приходилось около пяти страниц; насколько она знала, разрешали писать и по три, но Мадаленна всегда писала точно пять. Эссе им задавали по разным предметам, и почти каждый день Аньеза видела, как ее дочка поздно вечером что-то строчила быстро на сероватых листах, а потом складывала в большие папки и завязывала все красной лентой. От таких стараний на безымянном пальце у нее появилась даже небольшая мозоль, и по настоянию Хильды Мадаленна всегда носила перчатки. Это было глупо, но спорить с Бабушкой было себе дороже. Аньеза взяла первую страницу; «Почему современное искусство изживает себя, или как Мону Лизу относят на свалку якобы пережитого?» Она почти видела, как Мадаленна яростно выводила этот заголовок, быстро исписывая страницы причинами.
«Современные художники твердят, что они достойны того, чтобы свергнуть старых мастеров, отринуть все былое и гордо сказать, что они стали первопроходцами. Но не нужно забывать, что такими же, только куда более талантливыми были Рафаэль, Да Винчи, а несколько столетий спустя на их же лавры посягало сообщество, именовавшее себя «прерафаэлитами», но последние не скрывали, что хотят возродить старые традиции. Новые же «столяры» стараются убрать сложность, скатиться к примитивности и ознаменовать это «новой волной». Вот только при этом они используют все те же методы, что и старые мастера. Та же игра света с тенью, те же формы в архитектуре, которые теперь, нужно признать, сложно узнать из-за того, как их изуродовали. Да, новые мастера не придумывают ничего нового, а только искусно маскируют себя под творцов, когда на деле даже не могут называться плотниками, так как те делают свое дело и делают его хорошо, а подобные только себя позорят…», и еще несколько страниц в подобном стиле.
– Неплохо, – улыбнулась Аньеза. – Достаточно сильно и… Ново. Думаю, мистер Гилберт будет удивлён.
– Тогда прочти второе. – послышался сдавленный голос; Мадаленна изо всех сил сражалась со шнурками.
Миссис Стоунбрук с опаской присмотрелась к другому эссе, сиротливо лежащему на краю подушки. Она знала, как сильно Мадаленна дружила с мистером Флинном – прошлым преподавателем. Во многом, если не во всем,