мысли, будто, сами несли его, причем каждая сопровождалась очень яркой картинкой с полным ощущением своего присутствия там. Поначалу он удивлялся, как же так получается и почему раньше с ним такого не происходило, чтобы воспоминания были такими живыми, настоящими, но потом объяснил это себе тем, что просто он расслабился, восстанавливается, не думает о делах и никуда не бежит. Видимо, и, правда, отдых – полезная вещь.
Была еще одна странность, на которую он обратил внимание: самые яркие воспоминания касались только его детства. Всплывали в памяти давно забытые моменты, иногда совсем незначительные, о которых он и думать не думал, а теперь отчего-то они вдруг пришли на ум. И он наблюдал за ними словно со стороны, ярко ощущая при этом все, что было там, в том далеком времени.
– Сюда! Скорее сюда! – голос брата гулко звучал в лесу. – Эй! Тебе говорю!
Пестрая рубашка Андрюхи еле различима была среди деревьев, но он замахал руками и Петр заметил его.
– Ты оглох? Зову тебя, зову, – проворчал брат, когда он подошел. – Смотри какие!
Он наклонился и в лицо пахнул терпкий грибной дух с примесью прелой листвы. Он любил этот запах. И даже потом, когда он перестал собирать грибы со своей семьей, и стал жить совсем в другом мире, этот запах иногда ему снился. А еще макушки сосен в глубине неба и шелест травы под ногами. Просыпаясь, он ощущал какую-то щемящую печаль где-то в глубине души, как если бы утратил что-то нужное в своей жизни. Он не понимал себя в такие моменты. К чему ему это? Откуда вдруг эта жалость? Глупости! У него все есть, и обратно в ту жизнь его не заманишь никакими коврижками. И все же, почему тогда печаль?..
– Петька, ну как же так? – услышал он голос матери. – Говорила же тебе, не гоняй, опять разбил коленку. Надо же осторожнее.
Зеленка жгуче вгрызалась в его рану, аж слезы брызнули из глаз, а мать все не отнимала руку с зеленым тампоном от его разбитой коленки.
– Подумаешь, коленка, – усмехнулся отец. – Он же мужик. Прекрати из него растить барышню.
– Ну хватит, мам. Всё уже. Больно, – морщился он, пытаясь увернуться от материной руки.
– Вот говорю же, барышня, – рассмеялся отец.
Мать бросила укоризненный взгляд на мужа.
– Вот сломает себе ногу или руку, потом посмеешься.
– Ой-ой, какие нежности.
– И вообще, эти велосипеды – баловство одно, – продолжала ворчать мать, отец же только смеялся.
Сколько себя помнил, так всегда и было – отец все переводил в шутку. Оттого, наверное, и не было между родителями никаких ссор. В ответ на такую реакцию отца и мать смягчалась, даже если и была чем-то рассержена. Он только уже, будучи взрослым, стал понимать, как счастливы, наверное, были вместе его родители. Была ли у них напряженность друг от друга? Вряд ли. Ведь он и Андрюха, скорее всего, почувствовали бы это. А они ничего такого не замечали. Нет, напряженности не было. Была нормальная крепкая семья, где каждый за другого горой, хоть в огонь, хоть в воду.
Так