чрезмерно громким разговором и неуместным смехом по хате сновали офицеры, на одной ноге подхватившиеся по команде «подъем».
В мухами засиженное оконце, скроенное из осколков стекла, пробивалось солнечное утро. Горласто проорал петух, дублируя пять минут назад откричавшего дневального.
Я понимал, что не отдохнул, что для полного восстановления сил нуждаюсь часах в десяти сна. И не в одежде и в сапогах, с вещмешком под головой, а как полагается – в койке, на простыне и подушке. Желательно, помывшись перед сном. Еще лучше— пропустив сто пятьдесят гвардейских.
В правом виске, доставая до глаза, засела раскаленная игла. И, гадство, болит и болит башка. напрочь раскалывается. Я ведь не молоденький юноша, чтобы покемарить децл и снова бежать вприпрыжку. Прошли те времена давным-давно.
Но и послать всех к черту, перевернуться на другой бок и захрапеть невозможно. Не поймут меня. Да и не дадут. Есть такое суровое слово – надо. Алягер, ком алягер![39]
Я кое-как встал и, держась рукой за поясницу, поковылял на улицу. Злой на весь мир.
Во дворе офицеры умывались из двух ведер – металлического и брезентового. По пояс голый буйвол Риммер стоял, нагнувшись. Наплехович сливал ему на шею и на широкую, бугрившуюся мышцами спину.
– А-а! Ах! – громко вскрикивал Риммер и требовал: – Да не жалейте вы воды, скряга!
Расточительность любителя водных процедур закономерно привела к тому, что мне воды не хватило.
– Ух, хорошо! – мокрый и блестящий Риммер упруго выпрямился. Не разделяя его оптимизма, я заглянул в ведро, увидел в нём дно и
двинул к колодцу с журавлем.
Выстояв там очередь, вернулся во двор. Поливал мне Цыганский. Он был по-вчерашнему энергичен. Не зря рекламу про качество батареек «Энерджайзер» по всем каналам крутят.
– Осторожней, поручик! – бурчал я. – За шиворот лить необязательно.
Я не стал снимать куртку, только расстегнул ворот и загнул его внутрь да рукава по локти закатал. Ледяная колодезная вода взбодрила. Зачесав назад мокрые волосы гребешком, одолженным у подпоручика, я за неимением полотенца обернулся к солнцу. Но на это, с учётом невысокой утренней температуры светила, требовалось изрядно времени. Пришлось промокать лицо рукавом.
Во двор с двумя дымящимися котелками в руках зашёл Кипарисов. С совершенно очумелым видом и куриным пером в спутанной бородке. Очевидно, прямо с подъема его отрядили заготовщиком на кухню.
Значит, организованное обеспечение здесь существует. Не всегда – на подножном корму!
Я полез в карман за умыкнутой вчера ложкой. На завтрак нам подали банальную перловку, именовавшуюся у нас в Советской армии «шрапнелью» или «кирзой». Наименее уважаемую в небогатом солдатском рационе.
По утрам у меня плохой аппетит. А тут ещё крутая, маслом немазаная «кирзовая» каша! Но ложек десять я в себя силком пропихнул. Когда ещё покормят горячим! Зато от крынки с молоком, которую отыскал в погребе подпоручик Цыганский, оторвался с трудом.
Завтракали суетно, торопились. Потому что на улице начали п�