поднимать прочными металлическими подпорками, чтобы он мог хоть что-то увидеть.» В принципе разница между ними лишь в том, что Вий – это нечто страшное, демоническое, а Пенкавр – обычный хотя и очень большой великан.
А теперь снова обратим свои взоры к сказке Александра Сергеевича «О царе Салтане». В частности для начала освежим в памяти вот этот фрагмент:
«К морю лишь подходит он,
Вот и слышит будто стон…
Видно на море не тихо;
Смотрит – видит дело лихо:
Бьется лебедь средь зыбей,
Коршун носится над ней;
Та бедняжка так и плещет,
Воду вкруг мутит и хлещет…
Тот уж когти распустил,
Клёв кровавый навострил…
Но как раз стрела запела,
В шею коршуна задела —
Коршун в море кровь пролил,
Лук царевич опустил;
Смотрит: коршун в море тонет
И не птичьим криком стонет,
Лебедь около плывет,
Злого коршуна клюет,
Гибель близкую торопит,
Бьет крылом и в море топит —
И царевичу потом
Молвит русским языком:
«Ты, царевич, мой спаситель,
Мой могучий избавитель,
Не тужи, что за меня
Есть не будешь ты три дня,
Что стрела пропала в море;
Это горе – всё не горе.
Отплачу тебе добром,
Сослужу тебе потом:
Ты не лебедь ведь избавил,
Девицу в живых оставил;
Ты не коршуна убил,
Чародея подстрелил.
Ввек тебя я не забуду:
Ты найдешь меня повсюду…»
Девушка в образе лебеди… То есть лебедь является объектом превращения в неё людей. Один из излюбленнейших приёмов британской мифологии:
«В мифологии и верованиях кельтов лебедь занимал весьма заметное место. Так, в Халльштатте европейские археологи нашли модели повозок, в которые впряжены существа, весьма напоминающие лебедей. На самих повозках стоят странные сосуды. Лебеди нередко встречаются в кельтских легендах; они – один из излюбленных объектов превращений. Так, именно в лебедей превратила детей Лира их мачеха, страшно ревновавшая их к отцу, своему мужу. В другой легенде Мидхир превратил себя и свою возлюбленную Этэйн в лебедей, чтобы спастись от Эохаидха. Еще одна легенда повествует о том, как Кэр, которую полюбил Оэнгус, каждый год превращалась в лебедь, и, чтобы соединиться с ней, Оэнгусу тоже пришлось принять облик лебедя…»
Таким образом, мы можем с достаточной долей уверенности предполагать, что использование классиком русской литературы А. С. Пушкиным при создании им сказок приемов и образов британской мифологии скорее всего носило регулярный и осознанный характер, способствуя воссоединению культур столь отдаленных географически, но близких духом породившего их евразийского исторического пространства.
С другой