Еремеевой, мужики не задерживались. С мужем старшей сестры Наташкиной матери даже до свадьбы не дошло, через полгода сбежал. С отцом самой Наташки, мать её, повела себя поумнее, сразу же женив его на себе, благодаря чему он продержался больше года, сбежав, уже когда Наташке было месяца три-четыре от роду, куда-то на один из приисков Магадана. Но и там, "рука закона" дотянулась до него и, "отшлёпав по морде" исполнительным листом, обеспечила тем самым, всю семью, "жирным северным куском", в довесок к хилому семейному бюджету женской династии.
– Ты сам, тоже заходи в гости, когда скучно будет, поиграем во что-нибудь, – призывно пропищала Наташка недоумевающе пожимающему плечами, (во что, он, пацан, будет играть с девчонкой?), Андрюше. Встала и, как взрослая, выламываясь коротконогим детским тельцем, пошла к воде.
– Андрюха! Андрюха! Иди сюда, мы жабу поймали, – проорал что есть силы Вовка, самый закадычный дружок Андрюши. Сразу же согревшийся, от вспыхнувшего где-то внутри, горячего интереса, Андрюша подскочил и побежал навстречу, выловившим добычу, мальчишкам.
– Чего будем с ней делать? – деловито "поставил вопрос на совещание" Вовка, крепко держащий за заднюю лапу, некрупную, чуть больше обычной лягухи, жабу, – надуем её?
– Не-не! – категорично запротестовали Сережка с Сашкой, – вскрытие! Пусть Андрюха-доктор, вскрытие сделает, а то, в тот раз, нам этот придурок Ренат не дал закончить.
Великовозрастный дебил-переросток, непонятно какой национальности, просидевший к каждом классе по два года и, так и, не получивший восьмилетнего образования, нигде не работая, слонявшийся по посёлку и окрестностям, "ожидающий" когда его: или заберут в армию, или посадят, влез неделю назад в увлечённую игру мальчишек, хотя его "об этом никто не просил". Подойдя поинтересоваться, чего это там затеяла "сопливая мелюзга", увидав устроенный, внутри заинтересованно сопящего и галдящего круга пацанов, "анатомический театр", весь от лба до пояса покрытый красно-гнойными прыщами, "чучмек": сначала, отскочив от удивлённо притихших мальчиков, блеванул под ближайший куст; потом, заорав как бешеный, вращая выпученными, как у поломанной куклы, зенками; заталкивая назад в плавки, высовывающийся из них, эрегированный до деревянности, член; разогнал всех немногочисленных купальщиков, торопливо похватавших свою одежду и разбежавшихся кто куда. Как судачили позже, об этом, в посёлке, у тот же день, часа два или три спустя, Ренат напал и попытался изнасиловать свою четырнадцатилетнюю соседку. В субботу, после обеда, когда на всех дачах полным полно народа. Прибежавшие на выручку, отчаянно визжащей девчонке, соседские мужики, оторвав "волчару" от полурастерзанной "овцы", как следует поколотив его, поскорее утащили в отделение милиции, пока не появились, куда-то отлучившиеся родители потерпевшей и не прибили бы "гнойного чучмека" насмерть.
– А нож есть? – деловито поинтересовался у друзей Андрюша.
– Есть! Есть! Взяли мы с собой, – одновременно крикнули близнецы.
– Сашка!