друга не понимают. Например, львенок ходит на четырех ногах, а у червенка вообще нет ног.
С моря подул ветер, соленый, свежий, прохладный. Андрюша чихнул, я сказал:
– Закрывай рот, пожалуйста. И будь здоров.
А Максим Сергеевич продолжал:
– Львенок и червенок жили в маленьком городке, почти в поселке. Там жили и разные другие животные.
– Как такие разные животные могут жить в мире? – спросил я.
– А наступил коммунизм, – сказал Максим Сергеевич. – И лев больше не был врагом агнцу.
Я нахмурился. Я явно чего-то не понимал, но Максим Сергеевич объяснять не хотел.
– Так вот, львенок и червенок стали искать причины всяких вещей. Почему мы чихаем? Откуда берутся наводнения? Куда скрывается солнце, когда мы его не видим?
– Разве в таком развитом мире, – сказал я, – при коммунизме, животные еще не знали этого?
– Нет, Жданов, – сказал Максим Сергеевич. – Они же животные.
– Тогда я совсем ничего не понимаю.
– Слушай дальше. Чтобы узнать причины появления всех вещей, львенок и червенок отправились в путешествие на край света. Туда, где, как говорят, можно было понять все законы мироздания. Там круги были по-настоящему круглыми, а треугольники треугольными. Ночи – темными, но не все, например, белые ночи были светлыми.
– Оттуда брались все вещи? – спросил Андрюша. – Но почему?
– Потому что я так придумал, вот почему, – сказал Максим Сергеевич. Я теперь совсем ничего не понимал.
– Так вот, – продолжал Максим Сергеевич. – Спустя много приключенческих глав, которые обязательно будут написаны, львенок и червенок добираются до горизонта и узнаю́т, что они не могут дружить.
– Почему?
– Ну, знаете, потому что они львенок и червенок.
Андрюша сказал:
– Эта история очень грустная. И бессмысленная.
Я аккуратно ткнул его в бок, покачал головой и осторожно добавил:
– Мне нравятся более логичные истории. И про войну.
– Это очень верно, – сказал Максим Сергеевич. – Более логичные истории. И про войну.
«И» он выделил как-то по-особому.
Я сказал:
– А почему все должно так плохо заканчиваться? Дружба – вечна.
– А вы с Арефьевым всегда будете друзьями?
– Да, – сказал я.
– А если окажется, что ты вырастешь львом, а он – червем? Или наоборот.
– Все равно, – сказал я. – Дружба – это что-то такое большое и серьезное. Нельзя дружить понарошку, понемножку, не насовсем.
– Запишу, – сказал Максим Сергеевич. – Но вы совсем ничего не понимаете в искусстве, глупые дети. Жизнь – это трагедия. Я так вовсе считаю, что лучше никогда не рождаться.
– Это упаднические настроения, – сказал я.
Светило солнце, песок блестел, Андрюша рисовал на нем свои недолговечные рисунки.
– Поди хорошо родиться с червем в голове и умереть молодым. Сколько там у тебя будет времени? Десять лет? Пятнадцать?
Я скажу честно, что не задумался ни на минуту. Я сказал:
– Это