сообщения о сотрудничестве и высокой оплате.
И тут Рин вспомнила, что когда-то давно рекламировала свои работы в многочисленных арт-сообществах, но потом забросила это дело, потому что реклама привлекала одну шелупонь, которая ничего не заказывала. В «личку» ломились либо всякие неадекватные личности, праздно шатающиеся по сети, либо альфонсы, а чаще всего – те, кто сам пытался что-то продать.
И тогда она перечитала текст сообщения еще раз. Некий Юхан из Швеции предлагал ей изобразить его дом за довольно внушительную плату. Рин любила рисовать дома, но не все подряд, а те, на которых лежала незримая тень их хозяев, превращавшая любые строения – будь то ветхие или роскошные, неважно – в одушевленных существ.
Дом Юхана явно стоил того, чтобы его нарисовали, и Рин согласилась обсудить условия сделки. Швед предложил для общения видеозвонок. Как выяснилось, русского языка он совсем не знал, а сообщения писал с помощью гугл-переводчика, поэтому они общались на английском. Мистер Айсберг рассказал, что этот дом был построен два века назад его прямыми предками, и сам он вырос под его крышей, но теперь обстоятельства вынуждают его переехать в другое место, и присматривать за домом у него вряд ли получится, а больше это делать некому. Дом придется продать, и он хочет увековечить память о нем на холсте.
– Фотоснимки не подойдут. Они, бесспорно, гораздо точнее передают детали, но в них слишком мало жизни и… души. Я хочу забрать с собой частичку души моего дома, поэтому важно, чтобы его образ прошел через ваше сердце. Понимаете? – Юхан, смотревший на нее с экрана ноутбука, коснулся своей мускулистой груди, обтянутой белой футболкой. У него были крепкие загорелые руки с длинными пальцами.
Рин улыбнулась. Юхан старался объяснить ей разницу между фотографией и живописью, не подозревая о том, что для нее это так же очевидно, как если бы он сравнивал гипсовую статую с живым человеком.
– Картина, написанная по фото, тоже не подойдет. Вам нужно будет приехать сюда. – Он произнес эти слова с такой опаской, будто те представляли собой не звуковые волны, а кусочки стекла, которые могли ранить Рин несмотря на огромное расстояние.
– Разумеется. Я всегда пишу с натуры, – сказала она, и швед сразу успокоился, напряжение тотчас исчезло из его пронзительно-синих глаз. Но не строгость.
Выбеленная солнцем длинная прядь выбилась из тугого пучка волос на его затылке и затрепетала на ветру. Юхан резким движением убрал ее за ухо, но она не продержалась там и секунды. Он схватил ее двумя пальцами и попытался засунуть под резинку. Раздался щелчок, и резинка отлетела в сторону. Волосы рассыпались подобно охапке пшеничных колосьев – такие же жесткие, упругие и золотистые. Ни один мускул не дрогнул на лице Юхана, как будто ничего не случилось. Мистер Айсберг в очередной раз оправдал данное ему прозвище.
Он стоял на берегу, перед своим домом. Треугольная черепичная крыша дома вонзалась острым коньком в чистое небо, а задняя стена