выражает глубокое сожаление, что супружеские обязанности не позволят его дочери оставаться у меня на службе, но надеется, что я пойму и пожелаю ей всего наилучшего. – Екатерина мягко положила руку мне на плечо. – Так что не волнуйся, Метта, мадемуазель д’Арманьяк больше не является моей фрейлиной.
Чувство облегчения было недолгим. Мне пришло в голову, что в этой новости имеются и плохие стороны.
– Зато она станет герцогиней Орлеанской, влиятельной и опасной особой, – нерешительно возразила я.
– Ей будет не до нас, – рассмеялась Екатерина. – А пока ее здесь нет, давай сядем, и я расскажу о своей встрече с Луи.
Я подбросила дров в камин, и мы сели у очага. Екатерина устроилась в кресле под балдахином, а я – на табурете. Снаружи выл ветер, проливной дождь стучал по ставням, а свет горящих свечей и огня в камине окутал нас мерцающим теплым коконом.
– Спасибо, что приготовила для нас вино и сладости, Метта, – начала Екатерина с улыбкой. – Ты хорошо знаешь путь к сердцу Луи.
– Он всегда набрасывался на пирожные, которые я приносила из пекарни отца, – улыбнулась я в ответ. – В детстве он вечно был голодным.
– В этом он не изменился. Съел до крошки все, что ты оставила. – Екатерина поморщилась. – Удивительно, как он жаден до еды!
– Плохо для его здоровья, – заметила я. – В нем слишком много черной желчи.
– Правда? Какая жалость! Ему необходимо следить за собой. Слишком долго Франция страдала от недужного монарха.
Екатерина умолкла, обдумывая печальную истинность сказанного.
– Ваше высочество, простите мне любопытство, но о чем вы молились, когда вернулись? – тихо проговорила я. – Вы казались такой огорченной…
Она потрясла головой, словно отгоняя непрошеные мысли.
– Я чувствовала, что совершенно запуталась. Знаешь, с молитвой все становится немного яснее.
– Да, – подтвердила я, хоть и не припоминала, чтобы молитвы мне помогли. – И стало?
– Нет. Не совсем. – В глазах принцессы стояли слезы. – Ох, Метта, мне так одиноко!
Я порывисто взяла ее руки в свои. Глаза щипало от слез. Впрочем, я не стала настаивать, чтобы она мне доверилась, а попыталась ее подбодрить:
– Я скрашу ваше одиночество.
Она порывисто сжала мне пальцы, затем откинулась в кресле.
– Видишь ли, мне необходимо принять важное решение, Метта. Я попробую объяснить тебе, в чем дело.
Я согласно кивнула и указала на образ.
– Ваше высочество, я буду так же молчалива, как Пресвятая Дева.
Екатерина с мягкой укоризной подняла бровь.
– Иногда ты бываешь слишком непочтительна, Метта, – с оттенком неудовольствия сказала она. Мне хотелось напомнить ей, что я не имела счастья получить монастырское воспитание, но вместо этого я напустила на себя сокрушенный и кающийся вид. – Я не была счастлива в монастыре, – заметила принцесса, будто читая мои мысли. – Но я благодарна монахиням за то, что они научили меня отличать