не заполучить сердца людей. У великих творцов кисти – свой неповторимый стиль. Ищите себя. Я призываю вас. Только так вы сможете пройти мой курс. Мне неугодны заурядные студенты. Я не учу аккуратности, прилежности, осторожности в своих работах. Вы должны уметь рисовать сердцем».
Я набираю в легкие как можно больше воздуха и уверено толкаю дверь от себя, которая сразу же вторит моему прикосновению, впуская в просторную аудиторию. Храм Ральфа. Апогей его величия. На нем чёрный костюм, который выглядит на размер больше, но шит по его собранной фигуре. Светлые волосы растрёпаны, кожа оливкового оттенка кажется грубой, жёсткой, но вместе с тем притягательной и мягкой. Особенно на участках, успевших покрыться щетинной. В его пальцах сигарета и меня поражает тот факт, что студенты, следуя его примеру, позволяют себе то, что в моих краях было бы сродни вольности, за которую тут же пришлось понести наказание. Метод Бродского, позволяющий студентам курить на его лекциях. Ральф практически агитировал, но при этом выглядел спокойно, непринуждённо и расслабленно.
Я стараюсь быть незамеченной, занимая место на последнем ряду, частично пустующем. Но он ловит мое присутствие. Въедаясь в мое лицо и на секунду замолкая, прежде чем продолжить: «Видите это полотно? Я создал его, когда мне было семнадцать. В так называемом „каза-фамилья“ далеко за пределами эпицентра итальянского величия. Там я познавал жизнь. Без учебников, пособий, примеров и прекрасного освещения. Что Вы здесь видите?».
Полотно представляло из себя бесконечные перекаты и переливы чёрного и синего, если смотреть на него под кривым углом. Однако, если взглянуть прямо, а не в бок, то взору открываются обнаженные женские изгибы: девушка изображена к смотрящему спиной, ее волосы иссиня-чёрного цвета вороньего крыла ниспадают на обнаженные плечи, одна ее нога согнута в колене, пока другая – выпрямлена. Она напоминает кошку, готовящуюся к прыжку, чтобы сомкнуть клыки вокруг тонкой шеи добычи. Ее притягательный силуэт манит и будоражит сознание. Ее хочется коснуться. Я с трудом сглатываю, загипнотизированная картиной. Теперь я понимаю, что Маттео имел в виду, когда говорил о том, что кисть становится продолжением его рук.
– Так что? Кто-нибудь желает ответить? Есть мысли? – он продолжает настаивать, роняя пепел на тёмный паркет.
Ответ последовал от округлой блондинки, смотрящей на Ральфа так, словно она готова была незамедлительно облизать его дочиста, не пропуская ни одного участка его кожи.
– Это Ваша первая любовь, мистер Фаббри?
Лукавя улыбка коснулась губ мужчины.
– Почти, но нет. Суть вопроса была не в этом, а в том, что Вы видите здесь.
Пока все усердно думают, я продолжаю всматриваться в полотно, открывшееся взору, которое напоминает головоломку, потому что, чем дольше на него смотришь, тем больше оно обнажается перед тобой. Ницше говорил, что «если долго смотреть