умерла девственницей. Любопытство негодяя было удовлетворено!
Царевна Софья Алексеевна. Софья Премудрая
«Свет мой Васенька! Здравствуй, батюшка мой, на многие лета! И паки здравствуй, Божиею и Пресвятой Богородицы милостию и своим разумом и счастьем победив агаряне! Подай тебе Господи и впредь врагов своих побеждать! А мне, свет мой, и не верится, что возвратишься; тогда только поверю, как увижу тебя в объятиях своих, света моего. Что же, свет мой, пишешь, чтобы я помолилась: будто я верно грешна перед Богом и недостойна; однакож, хотя и грешная, дерзаю надеяться на его благоутробие. Ей! Всегда прошу, чтобы света моего в радости видеть. Посем здравствуй, свет мой, на веки несчетные», – писала Софья Алексеевна своему возлюбленному, Василию Голицыну, когда он воевал с татарами и турками в Крыму.
Это восторженное письмо написала женщина, которой уже исполнился тридцать один год. Сколько пыла в этом коротком послании! Кто же она, Софья Алексеевна Романова? И кем для нее был «свет мой», боярин и князь Василий Васильевич Голицын?
Ее образ мы можем видеть на знаменитом портрете Ильи Репина «Царевна Софья Алексеевна в Новодевичьем монастыре в 1698 году». Мы не знаем, какая толстая и непривлекательная, мужеподобная, с выпученными глазами, бабища послужила моделью для знаменитого художника. О ней и сейчас пишут: «А тело ее было широко и коротко, как обрубок! А голова – как котел и покрыта волосатыми бородавками! А на ногах – шишки!» Этот образ правительницы Русского государства как будто списан с насквозь лживого романа Алексея Толстого «Петр I».
Все это неправда. Судя по воспоминаниям современников, в том числе иностранцев, обретавшихся при русском дворе и видевших ее воочию, Софья была весьма привлекательной молодой женщиной. Вольтер, знакомый с ее подлинными портретами, называл ее красавицей. Она не была, конечно, красавицей в истинном значении этого слова, но не была и безобразной, как о ней говорили в петровское время.
До своего головокружительного взлета на вершину власти Софья жила так же, как и прочие царские дочери и жены. Им предписывалось такое строгое исполнение всех обрядов и правил, что кремлевские терема оказывались самыми суровыми монастырскими стенами в России. Только священнослужители и родственники были единственными посетителями царского терема. Содержание девушек напоминало строгие порядки султанского гарема, но правила здесь были еще жестче. Даже врач к ним допускался только в случае очень серьезной болезни. Когда он приходил, то ставни закрывались, чтобы он не смог увидеть своей пациентки при ярком свете. Щупать пульс доктору позволялось только через какую-нибудь тонкую ткань. То же самое было и при посещении церкви. Потайные ходы вели из терема в храм, где царица и царевны скрывались за специальными красными занавесями от взглядов других прихожан. Порой дело доходило до смешного, если не страшного. Однажды в одном из внутренних дворов царского дворца два молодых дворянина,