как два стилистически противоположных полюса: если поэзия Седаковой стремится к аскетической сдержанности, то поэзия Николаевой, напротив, тяготеет к экзальтации, «взволнованной», «потрясенной»74. Кроме того, Шайтанов обнаруживает риторическую природу высказывания: «ее слово нашло для себя верную слуховую и смысловую опору в традиции русской духовной риторики, как поэтической, так и прозаической, сделав ее источником энергии современного стиха»75.
А. Архангельский отмечает склонность поэзии Николаевой к назидательности и нравоучению. И. Роднянская в статье «Назад к Орфею»76 придерживается близкого мнения, считая, что эти стихи «учат правильной постановке души». Сама же Олеся Николаева считает, что цель поэзии – это достижение идеала: «Мои герои – еще не святые, они лишь на пути к святости, и на этом пути – это живые люди, в которых пока не все страсти преображены, не все комплексы преодолены, не все заблуждения изжиты»77. Таким образом, автор принимает мысль о самосовершенствовании личности и воспринимает творчество как один из действенных механизмов нравственного, этического развития.
Собственно поэзию О. Николаевой рассматривает, наравне с лирикой других авторов (Ю. Кублановского, О. Седаковой, А. Солодовникова, В. Блаженного), Н. Котова в диссертационном исследовании «Современная духовная поэзия». Н. Котова отказывается от термина «религиозная поэзия», поскольку «понятие „религиозная лирика“ приложимо более к церковной (традиционной) или классической поэзии, где она соприкасалась с духовной тематикой. В современной поэзии говорить о религиозной лирике, которая канонична по своей сути, представляется не совсем уместным. Термин „религиозный/ая“ применительно к рассматриваемому явлению априори сужает необходимый круг (корпус) текстов для исследования, потому что, во-первых, мы говорим о ситуации, сложившейся в давно секуляризованной культуре, во-вторых, в противном случае из рассмотрения уйдут те тексты, которые – в силу влияния на ситуацию многих десятилетий прививаемого атеизма – не могут быть названы в строгом смысле слова религиозными, но являют собой попытку, так или иначе, преодолеть именно бездуховность. Мы используем понятие „духовная“ поэзия, поскольку, как будет видно в дальнейшем, оно предполагает пространство для свободы и поиска»78. Таким образом, исследователь не позиционирует лирику Николаевой как жёстко догматичную; это, скорее, поэзия выбора, предполагающая вариативность моделей поведения.
К духовной поэзии причисляет лирику Николаевой и Л. Н. Татаринова (в следующем поэтическом контексте: С. Круглов, Т. Кибиров, О. Седакова, Е. Шварц)79. Доказывая антиномичность поэзии Олеси Николаевой, Л. Татаринова утверждает, что стихотворения строятся на системе оппозиций. Вслед за И. Роднянской Л. Татаринова называет поэтессу «парадоксалисткой», «наставницей в парадоксах