назад в резерве авиаспециалистов тоже было не до торжества.
– Из лесу, вестимо… – Лазуткин фыркнул, вошедшие засмеялись.
– Ну хорошо, только чтобы без излишеств, – Рудольф строго посмотрел на вошедших. – И после полуночи всем разойтись…
…Вышло, однако, немного иначе. По случаю праздника в штаб пригласили жен, нескольких раненных авиаторов из ближайшего госпиталя. Народу набилось много, было душновато. Курить Рудольф заставил всех на улице – иначе в штабе было бы совсем не продохнуть. Были танцы, смех, пожелания близкой победы Революции. Расходиться никак не хотели, хотя Рудольф строго сказал: утром подъем по расписанию. Пусть и праздничный день, все равно работы запланированы.
Они с Лазуткиным договорились изначально: обойтись без алкоголя. Однако кто-то спирт все же пронес, по крайней мере Рудольф отметил, что у некоторых бойцов отряда румянец стал сильнее и глаза заблестели. Впрочем, пока все было прилично, и они с удовольствием танцевали с Надеждой под патефон и, как и на прочих балах, были лучшей парой. Однако потом в углу раздались громкие крики, и Рудольф, оставив Надежду под присмотром Ефимова, бросился туда.
– Ты же боец революции, как ты мог нарушить дисциплину?! – Раскрасневшийся Лазуткин стоял перед незнакомым военным – вероятно, из раненных авиаторов.
– Я за Революцию кровь пролил, а ты, шкура, мне выпить не даешь? – Военный побагровел, полез за пазуху и вытащил наган. – А ну, кто тут коммунисты? Ко мне, сейчас заарестуем этого пособника белых…
Видно было, что пьяный гнев застилает ему и глаза, и разум. Однако выстрелить не успел: на него накинулись сразу же несколько человек. Наган отобрали, руки скрутили – благо сопротивляться он не мог.
– Под арест. – Рудольф мрачно смотрел на поднявшегося военного. Потом обвел глазами остальных. – Все, расходимся. Утром разберемся.
Он развернулся и пошел к Надежде, которую нужно было проводить домой. За спиной загомонили, патефон выключили и стали расходиться. Рудольф думал, как ему быть. С одной стороны, нападение на комиссара, да еще при всех – не шутка. С другой стороны – этот подгулявший недолеченный боец тоже ведь авиатор. Раздувать скандал стоит ли? Он решил отложить эти мысли наутро: проспится в холодном, тогда и говорить имеет смысл.
Наутро к Рудольфу в штаб пришел летнаб Дмитриев, тоже из раненых, который бросился на скандалиста первым. За его спиной маячил телеграфист Трифонов.
– Товарищ Калнин, за Никитиным мы… – Денисов явно был смущен, но держался спокойно. – Вы уж простите его, не держите зла на человека.
– А на комиссара с оружием в руках нападать, значит, нормально?
– Да он с непривычки перебрал…
Рудольф распорядился привести Никитина, а сам посмотрел на Лазуткина:
– Ну а ты что скажешь?
Тот махнул рукой:
– Да с кем не бывает? Отпустим?
– Нет, так не пойдет, – Рудольф покачал головой. – Давай-ка