альбом с тиснёными золотыми буквами. Мои школьные фотографии… Открыла с трепетом, и увидела себя – тоненькую, высокую, длинноногую. Какая же я была звезда! Это какой класс? По-моему, седьмой. Девочки рядом – Ната и Оля. Они жили в нашем доме, только Ната на третьем этаже, а Оля в соседней парадной на втором. Папа её ещё был известным лирическим певцом…
Что с ними стало теперь? Не помню, когда я перестала общаться с подругами. Здоровалась на улице и всё. Ната вышла замуж и переехала куда-то в новостройку, а Оля… Бог знает, где она теперь и чем занимается.
Перелистнув страницу, я взяла пачку слегка покоробившихся и пожелтевших от времени фотографий. О, это же наш двор! Песочница, карусель, качели. И скамейки для старушек. Но на них мы – я, Ната и мальчишки. Ботаник Вова, хулиган Ванька, его подпевала Андрейка. А рядом дворовая сука Лимон. Почему мы звали её Лимон? Чёрная же, как ночь, похожая на немецкую овчарку, худая, нечёсаная… Она ещё беременная ходила, а потом исчезла, и никто её больше не видел.
В дверь постучали, и я очнулась. Отложила альбом, крикнула:
– Кто там?
– Это я, тётя Аля!
Мишкин голос. Мишка снимает у меня комнату. Ему недорого, а мне хоть какая-то видимость семьи…
– Чего тебе, Миш?
– Вы чайник забыли выключить!
– Ох ты ж… – я кряхтя поднялась с дивана. – И правда, забыла. Всё забываю!
Память стала ни к чёрту. Что поделать, в сорок пять баба не всегда ягодка опять! Часто ягодка гниёт изнутри. Да и снаружи тоже…
Чай был заварен и выпит. Слишком быстро. Но рассиживаться некогда, пора и к бабе Маре.
Старушка жила на пятом этаже. Ей в этом году стукнуло уже девяносто, она практически не вставала с постели. Каждый день к ней приходила сиделка из социальной службы, чтобы переодеть, помочь умыться и приготовить еду. А мы с бабой Марой договорились за сто рублей в день. Мне деньги не лишние, а бабе Маре уборка и немного компании.
Поднявшись на три этажа выше, я открыла дверь своим ключом. Повозилась, шаркая на половике, крикнула:
– Баба Мара, это я!
– Алечка, деточка! – проскрипела старушка своим громким голосом из комнаты. – Проходи, я уж заждалась.
Я вошла. Баба Мара – грузная, седая и морщинистая – полулежала на вечно разложенном диване перед телевизором. Подняв пульт, она потыкала в него кривым пальцем с воспалёнными суставами и пожаловалась:
– Не могу программу переключить!
– Опять батарейки сели, – вздохнула я и сразу пошла к ящику древней югославской секции, где баба Мара хранила всякую полезную мелочь.
– Сели, проклятые… Какую дрянь сейчас делают, вот раньше батарейки целый год работали!
– Баб Мар, когда раньше-то? – я рассмеялась. – Вон у нас только в девяносто третьем появился телевизор с пультом.
– Ну, когда-то тогда, – она махнула рукой. Я забрала пульт и открыла крышку. Быстро заменив батарейки, прицелилась в телевизор:
– Какой канал надо?
– Давай