Дюпри снова повернулся к ней:
– Что еще?
– Я… если бы мне пришлось заняться этим расследованием, я бы хотела узнать все подробности жизни этих семей. Уверена, что их профиль соответствует неким пожеланиям убийцы, о которых мы даже не догадываемся. Причина может быть настолько мелкой и незначительной, что мы упускаем ее из виду. Преступником такого типа движут мотивы, не соответствующие здравому смыслу, которые тем не менее имеют для него огромную значимость. Если мы узнаем об этих семьях побольше, у нас появится информация о том, как убийца до них добрался, как он вычисляет нужный профиль на такой обширной территории, да еще прислушиваясь к метеорологическим сводкам. В первую очередь мы должны заполнить виктимологический профиль.
– Если б вы вели это расследование… – пробормотал Эмерсон, наклонившись так, что его могла услышать только она.
Всего несколько слов, но их оказалось достаточно, чтобы Амайя на мгновение утратила концентрацию.
– Саласар, что еще? – воскликнул Дюпри.
– Географический профиль, – сказала она, пытаясь сосредоточиться. – Я бы рассматривала более широкий ареал.
– Насколько широкий? – настаивал Джонсон.
– Любой уголок страны, где происходили стихийнее бедствия и погибали семьи с указанными характеристиками в последние, скажем, два года. Если найдем хоть какие-то зацепки, займемся ими более тщательно.
– Это безумие! – возразил Джонсон.
– Полагаю, вы не слышали о круге Кантера, – заметил Эмерсон, обращаясь к Джонсону так, словно Амайи рядом не было. – Нельзя применять теорию географического ареала, где действует серийный убийца, не собрав все аналогичные случаи, – это первое положение теории.
– Думаю, Эмерсон имеет в виду, – вмешалась Такер, – что на такой огромной территории невозможно следить за всеми, сближаться с людьми настолько, чтобы узнавать такие подробности: калибр револьвера, который хозяева держат дома, или что в доме живет женщина, которая на самом деле не родная бабушка. Он должен хорошо знать свои жертвы. Видеть их, чтобы выбрать в качестве жертв, видеть, чтобы возненавидеть.
Амайя покачала головой.
– Он не ненавидит их, – возразила она. – По крайней мере, ненавидит не за то, каковы они на самом деле, а за то, что они для него представляют. Он молится за их души, за их покой. Стирает все признаки насилия, устраняет следы от веревок, избавляет их от позора. В какой-то степени молитва за убитых показывает, что обязательно должна быть личная связь преступника с жертвами и какая-то важная причина, но я не думаю, что это ненависть. Он ничего от них не хочет, ничего не берет, ничего у них не отнимает – что можно отнять у тех, кто и так уже все потерял? Мы живем в век информации и эксгибиционизма. Метеорологический центр с точностью чуть ли не до миллиметра сообщает прогнозы стихийных бедствий, торнадо и ураганов и доставляет его в наши мобильные устройства, а интернет позволяет любому проникнуть в нашу частную жизнь. Люди демонстрируют в Сети свою