маленькими, тонкими лапками. Тело ноет, вибрирует в ожидании прикосновений. Неужели это не сон один из тысячи тех, что я уже видела? Но если сон, то нужно немедленно что-то делать, что-то говорить, ведь он может оборваться в любую секунду, как уже тысячу раз обрывался.
Открываю рот, чтобы задать какой-то вопрос, но не успеваю вымолвить ни слова. Данила делает шаг, другой, и нас бросает друг в друга, как в чёрный омут, утягивает на дно, закручивает сумасшедшей, бесовской воронкой.
Мы падаем на траву, у самой кромки воды. Мои онемевшие, дрожащие пальцы путаются в пуговицах на мужской рубашке, его руки нетерпеливы, уверены, безумно, чудовищно нежны и горячи. Я таю, растекаюсь, словно масло под палящим солнцем, ощущая лёгкие, осторожные, будто изучающие поглаживания по щекам, ключицам, груди, животу. Чувствую едва уловимые, дразнящие касания губ. На дне серебристых глаз плещутся осколки луны и неукротимое желание. Протягиваю руку, провожу по щеке, чувствуя, как ладонь покалывает короткая щетина, зарываюсь пальцами в, разбросанную по плечам, пшеницу волос, и это становится сигнальным флажком. Губы Молибдена впиваются в мой рот жадно, ненасытно, до мушек перед глазами и звона в ушах. Наши языки сплетаются в безумном танго, кольцо мужских рук становится крепче.
– Мелкая, – выдыхает он мне в лицо. – Моя Мелкая. Я больше не дам тебе исчезнуть, слышишь?
Да, я слышу. Век бы слушала, растворяясь в его голосе, вновь и вновь возвращаясь к мысли о том, что это не сон. Что всё происходит наяву. Я готова сгореть в его пламени, готова стать пеплом, лишь бы ощущать его каждым нервом.
Он входит в меня, и мы двигаемся в одном ритме, упиваясь друг другом. На двоих одно сердцебиение, одно дыхание. Сплетясь телами, соединившись душами, мы стали одним организмом, одним пылающим костром. Кричу его имя, когда достигаем дна, и бездна взрывается красно-золотым ворохом искр. Кричу, впиваясь ногтями в твёрдые плечи. Кричу, чувствуя его дрожь внутри своего тела.
И тут, будто по чьей-то злой воле, небо разражается с начала грохотом, затем кинжалы молний вспарывают ночную небесную синь, и на нас, словно из шлюза обрушиваются потоки воды. Смеёмся, наспех натягивая, мигом промокшую одежду, берёмся за руки и бежим прочь. Под грохочуще-хохочущим небом, под тёплыми лентами дождя. Ноги увязают в грязи, запах мокрой травы дразнит ноздри, а мы бежим и смеёмся. И я ловлю себя на том, что вот сейчас, в эти мгновения, я кристально, безоговорочно счастлива.
– Ты что с Олежкой сделал? – кричу я, стараясь заглушить шум хлещущих струй. Не то, чтобы мне интересно, просто хочется слышать голос Данилы, хочется ещё раз убедиться в реальности происходящего.
– Магия Северных земель, – кричит в ответ Молибден. – Северяне, в отличии от нас, не перерабатывают энергию природы в творческую энергию. Не рисуют, не лепят и не поют, в общем, не пропускают через себя, а просто берут в чистом виде, используют такой, какая она есть.
– А почему мы так не делаем?
Скольжу и чуть не падаю в раскисшую, пузырящуюся дорожную грязь, однако сильная рука