повезу.
– К кому теперь?
– К Похоровым.
– Ну ты хоть покатай меня на своём коне.
Укроет его тулупом и гоняет.
Семьдесят семей в селе. Они не прикасались. У него ещё брат был. Этому под сто и брату не меньше. Так и жил у наших. Такая семьища, и хоть бы кто что сказал. Портяночки выстирай с него. И тебя ещё прутом надерёт, чтобы не ходил в дом в грязной обуви.
Они цыганы, а русской веры. Они Христа отбожили. Весь был в гвоздях. МУка – гвоздь. В следья, в руки…
Вот какой им был почёт, старым людям.
Мою маму Марфинькой звал.
– Аму-аму, Марфинька, ой тяжело, где моя смерть, я бы умёр.
Как раскулачивать стали, – некуда податься. Платок белый за поясом. Слезились глаза.
– Кто же мне теперь будет платочки стирать…
Сосед напротив
Меня дедушка сильно любил. Дед Алёша. Мне-то он дядя, родного дедушки брат. Пришёл с фронта весь израненный, с австрийского какого-то, не мог спать, всё болело. Работал постоянно, в работе как-то скрадывается боль. Одну пашню вспашет, поехали на другую.
Уже комсомольцы стали появляться. В Дундино у Линёва землю отобрали. «Землю – мужику». Смех.
Как-то воры подкопали лазею с пригона под дом, залезли в подпол, яма за ними завалилась. Видят, что им тут гибель. Там, в подполе, мёдом вымазались да в перья перекатались. Наши с пашни приехали, ужинают. Вся семья тут сидит. Лето, сенки открыты. Они вылазят в перьях: «Хлеб-соль!» И ушли.
Сосед. Против жил.
Весной семян нет, дедушка ему даст. Лошадей нет, дедушка даст. Всё за так.
Повеселил солдат Кондратий
Советская власть началась, я уже большенькая была. До семи годков дожила, объявили гражданскую войну. Я вылезла на подоконник, слушаю, что за стрельба по деревне идёт. Какой-то дядька прыгнул в наш палисад и шипит на меня из кустов: «Девощка, девощка…» Прятайся, говорит, убьют. А мне любопытно, – люди с ружьями бегают, ясно что не охотники…
И всё на нашем веку, – революция, гражданская, финская, германская, а германская до этого была, отца-то убили, – мне три годика было, помню, как он меня на руки брал. Серёжа Шараборин вместе с ним воевал, – тятька твой, говорит, не ахти какой певун был, сроду молчун, а тут взял и запел, на гармошке играет и поёт, – повеселил солдат. А наутро его убили. Всё горе на моём веку.
(Серёжа Шараборин – дальний родственник Александра Андреевича Шараборина, героя России, [битая ссылка] школа им. А. Шараборина).
Серёжа Шараборин. Рисунок Ивана Сарычева.
Возле зелёного кустика всегда травка растёт
Замирал дядя Алёша. А никто этого ещё не знал. Вот однажды умер, всё… Обмыли, нарядили, положили в передний угол, поехали за батюшкой. Батюшка посмотрел, – хоронить нельзя. Ночь прошла. Батюшка не уезжает. Утром встал дядя Алёша. Замирал.
Всё мне рассказывал (нельзя рассказывать) – …и хлеб не ломать, и в масле грех варить, и лепёшки пекчи, ножиком не колоть. Ругался, если увидит. Ни в коем случае чтобы постарше себя огрубить. Ростил