разбоен осенний ветер.
«В-пе-ред…»
Реже выбрасываются руки-плавники. Долго подтягивается правая нога, пораженная жестокой ревмой в тифу. Не слушается голова, клонится она на мягкую подушку трясины…
«В-пе-е…»
Расстилается перед глазами Сергея зеленая скатерть где-то давно виденного луга. Растянулся он в копне ароматами дышащего сена. Поправляет его изголовье, звонко смеясь, сестренка, сыплет, вкатывает в его волосы незабудки…
«Не надо, Аня… Мне так хорошо… Милая ты, славная у меня сестренка…»
Стоит на пороге мать, протягивает Сергею шарф, умоляет: «Кашлять будешь, родной. Одень…»
«Я сейчас вернусь, мама… Ты жди!»
Осколком разбитого зеркала мелькает перепуганная мысль, заставляет дрогнуть затихающее тело: «В болоте ты! Не отдыхай… Это смерть…»
«Ах да!..»
Хлюп.
Через три минуты: хлюп.
Через пять: хлюп…
«Какой мягкий наш диван… Ты не умеешь, Аня, вышивать медвежат на подушках… Выключи радио – шумит оно… Какие белые эти березки!.. Как тебя зовут? Ванюшкой? A-а!.. Почему тяжело, душно?.. Болото? Умираю? Сознание… Считай до десяти… Раз. Два. Три. Четыре… Три…»
Считай, считай!.. Ну, милый, хороший, считай!.. Четыре… Пять… Семь…
Считай, сволочь!.. Восемь… Девять…
Считай!
Счи-та-ай!
Счи-и…
«Смерть? Жи-ить хочу-у… жи-и-ить…»
Хлюп.
Хлюп…
Отдыхающим аллигатором растянулась поваленная сосна. Как невиданный осьминог, разбросал-раскидал свои щупальца вывороченный корень.
Хлюп.
Хлюп…
Скользким от грязи животом перевалился Сергей через торчащую из трясины ветвь. Руки и ноги погрузились в ил.
«Не засосет… Как уютно и тихо. Сосны не растут в трясине… Значит – берег…»
От ветвей к корню пополз по сосне, скользя и срываясь. Сел на твердой кочке, не в силах ворохнуть ни единым членом.
«Можно застыть… Подохну сидя. Надо двигаться… Не важно куда… просто двигаться».
Опираясь на колени и локти, полез в сторону, путаясь в тростнике. Тело сжимали судороги. Вибрировало оно в мелкой нескончаемой дрожи, вызывая потягивание и зевоту.
«Болото. Нужно влево…»
Болото!
«Некуда. Островок…»
Тогда забился в камыш, сел на колени и, сжимая руками изо всех сил бока, попробовал кричать в надежде согреть внутренности.
– Аа-ауу-о-о-аауу!..
Выл нудно, тягуче, и когда затихал – становилось самому жутко.
– Уу-у-ааа-ооо-ууу!…
Тогда была бесконечно долгая ночь. Обесчувственному Сергею казалось, что никогда уж больше не наступит день. Подогнув колени к лицу, он притих, выстукивая дробь зубами…
Мглистое, слезоточащее утро неохотно вступало в болото. Набуянившись за ночь, лес опустился и затих, поникнув мокрыми ветвями сосен. Набрякшие веки не открывались. Растянув их пальцами, Сергей оглянулся,