сдается, непростые отношения с этим киндером, – подумал Петр. – Отголоски чувствуются. Впрочем, это уже и не киндер вовсе, девушка прямо-таки, четырнадцатилетние нынче – существа акселерированные».
– Не язви, Надежда, – сказал он, не оборачиваясь. – Оба мы с тобой не подарки, не отмахнуться от этого факта… что ж делать? Сосуществовать…
– Положительно вы, папенька, помягчели к ближним… – бросила дерзкая отроковица.
– А иди-ка ты погуляй, дитя природы, – сказал Петр. – Там, из коридора, проспект видно, машины ездят и люди ходят, пейзаж… Давай-давай, нам с матерью поговорить нужно.
– В самом деле, Надя… – обрадованно подхватила Катя.
– Слушаю и повинуюсь, – фыркнула девчонка, исчезая за дверью.
Петр вздохнул не без облегчения. Катя порывисто встала, пересела на широкий подлокотник его кресла и крайне осторожно попыталась его потрогать.
– Глупости, – сказал он, замирая от прикосновения теплых ладоней. – Ничего не сломано, ничего не разбито. В памяти только провалы там и сям, но это пройдет, образуется…
– Врач мне подробно объяснял… Господи, ну зачем тебя туда понесло… – она отстранилась, оглядела его, прижалась к плечу, прильнула, засыпав его лицо распущенными волосами. – Неделю к тебе не пускали, я думала, они врут, что все нормально, всякое передумала…
Было в ее движениях и словах что-то странное – словно бы и пыталась дать волю чувствам, и боялась. Положительно, некая скованность присутствовала, Петр ее отчетливо чуял.
Он замер в Катиных объятиях, ощущая и радость, и стыд: все это предназначалось другому. И бессвязное обрадованное лепетание, и сомкнувшиеся на шее руки. И быстрые поцелуи, и неуловимо-нежный аромат незнакомых духов. От этого стало особенно горько. Все было не его.
Но сейчас-то он был Пашка… Приходилось поглаживать ее по плечам и уверенно говорить что-то в ответ, успокаивать, пьянея от женщины своей мечты… Бог ты мой, как получилось, где он ее встретил? Почему ее встретил он, Пашка, которому все удавалось?
– Нет, правда, все в порядке?
– Хочешь, цыганочку спляшу? – усмехнулся он, сдув со щеки прядь русых волос, щекотавших ноздри. – С выходом?
– Не надо, вдруг тебе еще нельзя… – всерьез испугалась она.
– Все мне можно, – сказал Петр.
Она внезапно напряглась, отстранилась и заглянула в лицо:
– Что, хочешь…
– Что? – не понял Петр.
Она оглянулась через плечо на широкую смятую постель, глядя с немым вопросом, неуверенно пошевелила плечами, снимая легкий незастегнутый пиджак.
– Не надо, – заторопился Петр, до которого только сейчас дошло, и в виски бросилась жаркая волна. – Я не в том смысле…
И со стыдом понял: еще пара секунд – и не стал бы ее останавливать. Даже просто смотреть на нее нельзя было спокойно. Прямо-таки взвыл мысленно – как жить с ней в одной квартире, день и ночь? Пашка говорил, и всерьез… но разве так можно? Дело даже не в том, что это Пашкина жена. Главное, на нем сейчас личина…