сделать глоток воздуха.
– Урод, пусти!
Пальцы соскользнули с затылка, легонько сдавили шею, и Катя почувствовала себя пойманной за загривок кошкой.
– Не хами, лучше извинись. – Больно больше не было, и пальцы сжимали шею осторожно, даже поглаживали, кажется.
Она должна извиниться? За что?! С какой стати?!
Катя вдруг отчетливо представила, как они выглядят со стороны. Как милующаяся парочка влюбленных – вот как! И ничего страшного, что ее держат за загривок. Такая вот у них любовь… специфическая. Никто не придет ей на помощь, и когда неандерталец свернет ей шею, тело ее бедное так и останется лежать среди дюн в непотребном виде, без лифчика. Злость пересилила страх, и Катя почти решилась на крайние меры.
– …Лихой! Ты что творишь?! – раздался совсем рядом зычный бас.
Она перестала вырываться, затаилась.
– Что это ты девушке голову откручиваешь? Поставь ее на место! Слышь, Лихой?! Разве можно так себя вести с дамой?
– С дамой нельзя, – согласился неандерталец, но Катю не отпустил, из чего она сделала вывод, что к славной когорте дам он ее не относит.
Она собрала остатки сил и гордости и впилась зубами в очень кстати подвернувшийся бицепс.
Неандерталец взвыл, разжал объятия, и потерявшая опору Катя шлепнулась задом на горячий песок.
– Бешеная! – прорычал мужик, потирая укушенную руку.
– Да что же это такое! – Перед Катей возникла озабоченная физиономия его дружка. Вот кто спас ее от удушения. Как мило!
– Нате вам, пожалуйста. – Взгляд ее спасителя был доброжелательным и лишь самую малость заинтригованным. В огромной лапище мужчина держал ее полотенце.
– Спасибо. – Катя торопливо прикрылась.
– Разрешите вам помочь? – Громила галантно поддержал ее под локоток и помог подняться. – Песок нынче горячий.
– Еще, чего доброго, ожог заработаешь. – Неандерталец разглядывал прокушенную руку. Куснула она его на славу, хоть какая-то отрада. А песок и в самом деле горячий…
Кате вдруг стало смешно, так смешно, что она расхохоталась. Лед и пламя! Ему, значит, лед, а ей, стало быть, пламя! Без специфических штучек не обошлось, к обоюдному удовольствию. Или скорее неудовольствию…
– Видишь, Сема, девица не в себе! – прокомментировал ее смех неандерталец.
– Я думаю, милая барышня просто в шоке от пережитых страданий, – заступился за нее громила, и Катя мысленно с ним согласилась. Барышня была в шоке, чего уж там!
– У нее, Сема, огромный жизненный опыт. Она не может быть в шоке от такой мелочи, как обожженная задница.
Самое страшное уже позади. Вот этот грозный с виду увалень не позволит обидеть женщину. И можно продолжить пикировку и даже совершенно безнаказанно сказать неандертальцу какую-нибудь гадость, даже расцарапать морду при большом желании. Вот только сил совсем не осталось. И на душе