знаю, если ты – не гений,
Многописанье – тяжкий грех,
Но пусть живёт одно из всех
Нахлынувших стихотворений!
Есть божества, они – о, да! —
Со мною странствуют всегда,
Но вдруг приходят, сердце тронув,
И так немного дарят строк
И горький воздуха глоток
Мне Кочетков или Сафонов.
«Напомнит лес о русокудром Леле…»
Напомнит лес о русокудром Леле,
А, может быть, о лешем колдуне,
И звук жалейки, жалоба свирели,
В вечеровой раздастся тишине.
Снег упадёт негаданным подарком,
Или пригорода чёрная весна
О бормотанье сбивчивом и жарком
Расскажет, говорлива и бурна.
А северная зимняя столица —
С игрой вечерней, с цокотом копыт
Анапесту позволит возвратиться
И прозу, и простуду возвратит.
Рифма
Одна с божественным порывом…
Кричит акын, то злой, то сладкогласый,
То жгучий, то журчащий, как вода,
И старых рифм несметные запасы
Не истощатся никогда.
Рот разевает, мнет живот обвислый,
Пытаясь рифму новую найти,
И новые сбегаются к ней смыслы,
Иные открываются пути.
Куда заводит рифма в самом деле!
В младенчестве укачивал её
Хребет коня, подобный колыбели…
Но вот уходит в странствие своё.
И воинство доскачет до Китая,
И мчится вестник на крылах орла,
Пока клокочет, чувства сочетая,
Та, что у вас, в Европе, умерла.
Статуя писца
Кажется, что щурится от света,
Продолжая жить невдалеке,
Изваянье памятное это
С тростниковой палочкой в руке.
Хитроватый и широколицый,
Взгляд вперил в каменносечный фриз,
Где рабы согнулись над пшеницей
И над пиром жаркий диск завис.
Мумии, конечно бы, продрогли,
Если бы не вещие слова.
Если вносишь душу в иероглиф,
То она останется жива…
Я и сам из этого сословья.
Верен тем, кто подлинно велик,
Добавлять последние присловья
К ветхому папирусу привык.
Бугорок на среднем пальце высох,
Это жизнь с годами нанесла
После стольких списков и расписок
Твёрдую примету ремесла.
И угрюмо говорю собрату,
Осмотрев тысячелетий тьму:
«Как живёшь и за какую плату
Фараону служишь своему?»
«И этот ветер, нежащий покуда…»
И этот ветер, нежащий покуда,
Бодрящий, прибывающий, живой,
Ведь, может быть, уже он и оттуда,
Где – чернота за вьющейся листвой.
И тягой своего круговорота
Еще он станет увлекать туда,
Где тихоструйно овевал кого-то,
С кем ты простился в давние года.
«Произношу я слово