отец при Союзе был комсомольским шишкой. А как всё развалилось – вовремя подсуетился, и при перестройке сумел-таки хороший куш у себя оставить. С этого и достаток пошёл. И это же стало подпорой для образования сына. А после женитьбы они с Ритой благоустроили своё гнёздышко, по заграницам много ездили. Рита тогда всё говорила: – Не переживай, мам, вот накопим много денег, тогда и о ребёночке подумаем.
Не нравилась такая политика Валентине, но встревать в дела молодых она не смела. Глядела на взрослую дочку, и внутри еле стон сдерживала. Благоговейный такой стон, жалобливый, который она испускала ночами в подушку. А в дни пенсии торопилась накупить сладостей побольше, да раздать всем детям в округе, как будто вину свою за дочкино детство заглаживая. И всё чаще вспоминала, как в восьмидесятых…
Риточке было около пяти лет. Валентина «по собственному» ушла с завода. Не платили совсем. Рабочие места сокращались, жильё обесценилось. Люди бросали квартиры и уезжали – кто куда мог, по средствам: кто на историческую родину, а кто в область. У Валентины выбор был небольшой – либо под сокращение, либо по собственному. Да и перспектива отъезда– только в ближайший город. Квартиру пробовала продать – не получилось. А совсем за бесценок – так её итак займут. Собрала нехитрые пожитки, и с маленькой Ритой уехала в областной центр. Только там и было – к кому. Старые родственники встретили хорошо. В первый же вечер закатили вечеринку по поводу встречи. Пётр – сродный брат – с открытой душой приветил сестру. Аньке – жене своей представил Валентину, как полагается – с хвалебными речами, вспоминая, как в детстве он её на каникулах от всех защищал. На кухне усадил Валентину на табурет, одним махом сдвинул с края стола грязную посуду и продолжил:
– А чё! Правильно, что свалила из этой своей дыры! Здесь мы – городские, не то, что там у вас…
– Ты б за хлебом-то сбегал, – встряла в разговор обесцвеченная Анька, поставив руки в боки.
– Цыц, белая! – прикрикнул подвыпивший Пётр, – Ты, эт… Валька, располагайся. У нас всё-таки не хоромы, но три комнаты аж… А чё?! Вместо того, чтоб квартирантов пускать – лучше ж своих… Свои-то не облапошат! Анька, а ты гостям поллитру ставь! Дорогим гостям ни чё не жалко!
Анька шмыгнула носом и громко крикнула – куда-то вглубь квартиры:
– Ирка! Слышь, чё папаня умудрил? У нас теперь в твоей комнате квартиранты поселются!
– А ты вот Ирку в магазин и пошли! А то ишь, выросла лоботряска, сама нахлебница, а уже пузо на нос лезет.
– Мы ненадолго, только переночевать… – лепетала Валентина.
– Я сказал – так и будет, – ударил кулаком по столу Пётр.
Рита с испугу вжалась в мать.
К утру гулянка немного поутихла. Набежали какие-то друзья, дальние родственники… И всем Пётр радостно объявлял, что сестра приехала и за это надо выпить.
– А помнишь, как я тебя Валька-палька звал?! – наливал очередную стопку Пётр, обнимал Валентину за плечи и растягивал узкие губы в худосочной улыбке, оголяя два золотых зуба…
А на следующий день нашёлся ещё повод, потом ещё, и ещё…
Потыкалась-помыкалась