во Дворце спорта «Лужники». Зал был полон. Писатель Лев Абрамович Кассиль, наш потрясающий и величайший болельщик, вышел на сцену, поприветствовал всех и сказал:
– Я болею за «Спартак». Впрочем, все порядочные люди болеют за «Спартак».
Насчет всех – это, конечно, была гипербола. Мой друг Евгений Евтушенко – болельщик «Динамо», как были ими и Дмитрий Шостакович, Юрий Никулин. Но люди все-таки тянулись к команде, которая не имела никакого отношения к силовым ведомствам, за что ее и стали называть народной. Вы же понимаете, с чем у людей тогда ассоциировались эти ведомства. В итоге и получилось, что целые театры, такие, как МХАТ, Малый, имени Вахтангова, – болели за «Спартак». А вот главный редактора журнала «Огонек» Сафронов, закоренелый динамовец, говорил, имея в виду нас, конечно:
– «Динамо» – это не какая-то артель…
Мы отвечали взаимностью. Николай Петрович до конца жизни ненавидел «Динамо» и был убежден, что в лагеря их отправил именно его куратор – Берия. И именно как конкурентов, спартаковцев. Это потом уже недоброжелатели начали говорить о том, что братьям Старостиным пропажу вагона мануфактуры в вину вменили. Или что кто-то из них в начале войны якобы сказал: «Если придут немцы, мы, люди спортивные, и при них проживем». Но это все болтовня.
Московское «Динамо» в мои времена было главным соперником, однако я не приемлю в отношении спорта слова «враг». Мы, например, дружили с армейцами Соловьевым, Деминым, Водягиным, Бобровым. С «Динамо» же была конкуренция, соперничество, но не вражда. И тот же Евтушенко, написав свое лучшее стихотворение, посвященное спорту, об армейце Боброве с бессмертной строкой «Шаляпин русского футбола, Гагарин шайбы на Руси», как-то сказал мне:
– Следующая жертва – ты!
Но ограничился короткой эпиграммой.
В спартаковскую раздевалку перед каждой игрой – и после тоже – приходили великие актеры – Игорь Ильинский, Михаил Яншин. Я спрашивал Игоря Владимировича, почему он так внимательно наблюдает за нами, за тем, как мы надеваем гетры, бутсы.
– Между нашими профессиями очень много общего, – объяснил он. – Мы выходим отчитываться перед зрителями – и вы тоже. Поэтому нам так и интересна каждая деталь.
Мы смотрели на этих людей с благоговением. У нас вообще в команде было много театралов. Всей командой, кстати, на спектакли не ходили – это ведь тоже было бы не по-спартаковски, потому что выглядело бы как воинская повинность. А театр, что скрывать, в футбольной команде не могут любить все до единого. Так что каждый решал это для себя сам. Нетто театр очень любил – и не только потому, что его жена была актрисой. Игорь вообще был исключительно начитанным человеком, знал английский язык, что в ту пору было большой редкостью. То же можно было сказать и об Алексее Парамонове. Лично я пристрастился еще и к классической музыке, часто бывал на симфонических концертах, был знаком с гениальным дирижером Евгением Федоровичем Светлановым. Слушая такую музыку, я приобрел вкус, который не позволяет мне признавать всю эту сегодняшнюю