«Разврат!», «Прекратите это немедленно!», улюлюканье, топот – зрители вскакивали со своих мест, пробирались к выходу и требовали вызвать администрацию театра, чтобы подать жалобу. Громче остальных возмущались дамы, особенно те, что пришли с детьми, джентльмены же ухмылялись себе в усы и билеты сдавать не торопились.
Рафаил Смит и Филипп Адамсон, узнав причину волнений, попытались вернуть благосклонность публики, заверив их в непреднамеренности действий актрисы и пообещав контрамарки на весь театральный сезон, но часть зрителей всё же покинула зал, кипя от возмущения.
Люсиль Бирнбаум, оказавшаяся в эпицентре скандального происшествия, не проронила ни слезинки. Переступив через ком ярких лоскутков и кружевных лент, в который неожиданно для всех превратился её сценический костюм, в короткой шелковой сорочке с низким вырезом, облегающих панталонах и кружевном поясе для чулок, она спустилась через заднюю часть сцены и приняла из рук Эдди, по-джентльменски опустившего взгляд, его бархатный плащ, в котором он изображал испанского гранда, поющего серенаду под балконом возлюбленной. Работник сцены, регулировавший движения занавеса, оказался не так хорошо воспитан и смотрел на побледневшую от ярости артистку до тех пор, пока она, сверкая глазами, не объяснила в мельчайших подробностях, куда ему следует отправиться, отчего Эдди Пирс весьма заметно покраснел.
Новость разнеслась по театру в считаные секунды. Все, конечно, тотчас сообразили, что к чему, но выказывать сочувствие Люсиль Бирнбаум никто, кроме верного Эдди, не спешил. Имоджен, во время инцидента находившаяся вместе с ней на сцене, успела укрыться в своей гримёрке, чтобы её имя никак не связали со скандалом. Представление оказалось сорвано, посетители осаждали кассу, требуя вернуть им деньги за билеты. Филипп Адамсон готов был от отчаяния провалиться сквозь землю, и только выдержка Рафаила Смита, оказавшегося рядом, спасла его от опрометчивых решений.
Пока антрепренёр разбирался с недовольными и опровергал обвинения в нарушении общественной морали, Люсиль чеканила шаги по направлению к артистической уборной Имоджен Прайс. Губы её плотно сжались, сузившиеся глаза метали молнии, на Эдди, путающегося под ногами, она не обращала ровно никакого внимания. Как была, в алом бархатном плаще и танцевальных туфлях, она, выпростав руку из складок материи, толкнула дверь гримёрной, не постучав.
Для Имоджен визит Люсиль не стал неожиданностью. На её месте она бы тоже была взбешена сверх всякой меры и немедленно потребовала бы объяснений. Имоджен не переоделась, оставшись в пышном кукольном платье, только сняла гигантский розовый бант, крепившийся к поясу булавками, да прошлась по разгорячённому лицу пуховкой. Когда дверь распахнулась, она встретила гостью победной улыбкой, в которой не было и тени раскаяния. У бедняги Эдди, попавшего в перекрестье взглядов двух женщин, объявивших друг другу войну, перехватило дыхание, и он счёл за лучшее отступить с линии огня.
Люсиль вошла внутрь, и некоторое время на