на похоронах. Но там пришлось прощаться с закрытыми гробами – в доме случился пожар, и они оба обгорели до такой степени, что выставлять на показ их обугленные кости было бы просто не гуманно.
Несмотря ни на что, Робин любила мать. Немного злилась на нее за то, что та изменяла отцу, но лишь потому, что хотела, чтобы ей уделяли больше времени, а не тратили его на бесконечную череду ухажеров. Ну и перед отцом было неловко, когда он, возвращаясь из поездки, спрашивал, посмеиваясь, хорошо ли вела себя его милая женушка.
«Милая женушка». Кортни Вайсс, в девичестве Бейл, никогда не была милой. Разве что сейчас, вернувшись в свои шесть лет и покрывшись снова веснушками от кромки волос на лбу до самых ключиц.
Холодные пузырящиеся капли упали на глаза и щеки Робин, и она открыла глаза.
– Эй, не спишь? – ухмылялась девочка, и не думая выровнять стакан, с которого капала липкая жидкость.
Поднявшись и вытершись кое-как тыльной стороной ладони, Робин выхватила стакан лимонада из рук Кортни и осушила его наполовину. Вкусно. Едко. Свежо. Самое то, если чувствуешь на своей коже лучи остывающего к осени солнца.
– Зачем ты здесь? – вздохнув, спросила девочка, усаживаясь рядом. Себе она налила лимонад в высокий стакан с крышкой и толстой трубочкой и теперь тянула его медленно, морщась, если пузырьки все-таки попадали в нос.
– Я ищу друга.
– Я помню. Ты говорила. Но почему ты ЗДЕСЬ. У меня?
– Я не знаю. Я шла по берегу моря, дошла до утеса. Дороги в обход не было, по морю идти я побоялась – там жуткие камни и, скорее всего, глубоко. А повернуть назад – значит потерять время.
– Здесь ничего не бывает случайно, Роро.
«Роро». Ну конечно. Это было второе в рейтинге самых отвратительных ее прозвищ, после «Бобби».
Робин поморщилась, но ничего не сказала. Ей нечего было сказать.
– Молчишь. Ты всегда молчала, – сейчас даже голос девочки вдруг стал слишком взрослым, и черты лица погрубели, прибавив ей несколько десятков лет. – Сколько раз я пыталась поговорить с тобой, понять тебя.
– Не помню, чтобы ты пыталась это сделать… мама, – выдавила из себя Робин, и тут же ее захлестнули воспоминания, наотмашь ударяя по щекам, приводя в чувство.
Она только вернулась от бабушки в тот самый раз, когда попала на свадьбу «Робин и Габриэль». Мать, встречая ее на вокзале и принимая из рук проводника, предложила поехать в кафе-мороженое и рассказать о своих приключениях, но Робин только помотала головой – ей не хотелось говорить ни с кем. Слишком жестоким разочарованием было то, как мать ее отца утаскивала девочку с приема.
В другой раз, когда уже вернулся отец, бросив разъездную работу, а мать поняла, что их жизнь превратится в ад, она несколько раз пыталась поговорить с дочерью, чтобы решиться забрать ее и уехать, – ей всего-то нужно было знать, что она все делает правильно. Но Робин хранила молчание, лишь смотря своим непробиваемым взглядом за тщетными попытками Кортни Вайсс.
И в тот день, когда пришло время уезжать из