флотские «годки» начинали любовно мастерить примерно месяца за три до увольнения. Сие облачение, сильно аляпистое и во многом отражающее эстетический вкус и интеллектуальный уровень его владельца, включало в себя несколько основных элементов.
Во-первых, брюки – ушитые впритирку на заднице, ляжках, коленях и расклешенные до 40 сантиметров снизу. Во-вторых, бескозырка типа «плевок» – маленькая, чтобы помещалась лишь на затылке, с длиннющими лентами ниже спины. На ленты навешивались огромные якоря, тайком похищенные с парадных тужурок офицеров или мичманов, что хранятся в каждой каюте. На самом «плевке» обязательно чтоб была надпись готическими буквами «Северный флот» или, еще лучше, название лодки – «Барс», «Акула», «Вепрь», «Тамбов». Надпись была особенно знатной. Ее густо покрывали лаком вперемешку со светонакопителем, заранее тщательно соскобленным с циферблатов лодочных приборов, светящихся в темноте. Веретенко уже представлял, как он небрежно рассекает в этой форме возле клуба в родном хуторе Верхнедонское, что в Ростовской области, а под руки его держат две местные первые красавицы – Валька Донцова и Танька Евстратова. Красота! Ради этих вожделенных минут Веретенко загубил не один прибор. Одно плохо – еще не готовы пышный аксельбант и погоны. По замыслу на плечах у Василия, над золоченой лычкой старшего матроса, должны располагаться буквы «СФ», также обильно покрытые «приватизированным» на лодке светонакопителем. Но их надо еще спаять, затем отполировать, а уж после этого покрывать составом. Посему следует спешить, это его последний выход в море, так как через неделю домой – в жаркие объятья Вальки и Таньки.
Василий сладко потянулся и засунул руку за кожух кабель-трассы, где у него хранилась заветная коробочка с металлическими буквами. Полюбовавшись вволю этим произведением искусств матросской смекалки и выдумки, Веретенко включил паяльник, который захватил с собой на выход в море, и стал ждать, пока тот нагреется…
…Через полторы минуты в седьмом отсеке атомной подводной лодки уже бушевал объемный пожар большой интенсивности. Произошла разгерметизация системы воздуха высокого давления, что вызвало быстрое повышение температуры и давления. Седьмой отсек напоминал мартеновскую печь, где все живое превратилось вначале в горящие факелы, а затем в скрюченные головешки. В последние секунды жизни Вася Веретенко даже не успел понять, что именно он со своим гребаным паяльником и явился своеобразным детонатором трагедии…
* * *
…Через несколько минут на пульте вахтенного механика загорелась лампочка, сигнализирующая, что температура в седьмом отсеке больше 70 градусов.
– Что за хреновина творится, – возмутился тот. – Вахтенный офицер, запроси седьмой, что там у них происходит?
Пока безуспешно вызывали седьмой по «Лиственнице» (название внутрикорабельной системы громкоговорящей связи. – АВТ.), из шестого доложили, что к ним в отсек просачивается дым, а смежная с седьмым отсеком водонепроницаемая