А Гена это очень любил – узнавать. В школе рассказали о художнике – пойди и посмотри его картины в Русском музее. Урок был посвящен залпу «Авроры» – вот тебе, дорогой товарищ, сам крейсер. Можешь съездить, походить, порасспрашивать. А история царей, культуры, революций, войн, блокады?.. Только не ленись ходить и изучать.
А литература, наконец? Начал подросток читать Достоевского, и вот он, этот город, становившийся ему родным: «Я люблю мартовское солнце в Петербурге, особенно закат, разумеется, в ясный, морозный вечер. Вся улица вдруг блеснет, облитая ярким светом. Все дома как будто вдруг засверкают. Серые, желтые и грязно-зеленые цвета их потеряют на миг всю свою угрюмость; как будто на душе прояснеет, как будто вздрогнешь или кто-то подтолкнет тебя локтем. Новый взгляд, новые мысли… Удивительно, что может сделать один луч солнца с душой человека!»
Селезнёв безумно любил Ленинград. Он часто снился ему после переезда в Москву. В любую свободную минуту, которых, конечно, у него было немного, он готов был говорить с симпатичными ему людьми о любви к городу своего детства, юности и первых зрелых лет.
А тогда, в школьном возрасте, Гене даже показалось, что в таком городе, пусть казавшемся знаменитому писателю угрюмым, – ну, так тогда другое время было! – просто стыдно быть плохим.
А что такое быть хорошим? Каким это надо быть?
Тут ему помогла мать.
Мама никогда не требовала от Гены беспрекословного послушания. Будучи сама человеком независимым, она всю жизнь ощущала в себе девичью фамилию – Свободина и сына так настроила.
Имей свое мнение и не бойся его высказывать. Свободины не боятся!
Никогда не сваливай ответственность на других. Ты сильный, ты сам всё выдержишь.
Если к тебе тянутся люди, не обманывай их. Значит, они тебе доверяют, и ты не можешь их подвести.
И Гена рос хотя и лидером, но каким-то необычным – он никогда не «давил авторитетом», разве что в тех редких случаях, когда люди совсем не понимали слов. Он действовал скорей как мировой судья. Его метод был – разобраться, быстро найти мотивы, объяснение поступкам, например, разных участников конфликта и только потом навести мир и порядок.
Но лучше всего ему удавалось объединять людей. Даже невольно.
Ирина Владимировна Могучая, инженер-конструктор, – еще одна тетя Селезнёва, старше Геннадия всего на год, вспоминает его с улыбкой:
«Я Гену знала лет с пяти. Он был забавный мальчишка, как все. В Чудском Бору на каникулы или на праздники собиралось очень много детей. Были и питерские, и деревенские. Еще одна сестра моей мамы была моей крестной, у нее был сын Николай, примерно такого же возраста, как Геннадий, поэтому Гена очень дружил с Колей. А мы с Николаем вообще виделись через выходной, они жили в городе Пушкине.
Когда мы подросли, то стали собираться в Пушкине на квартире у Коли большой компанией и чаще между собой общаться. У мальчиков уже стали появляться девчонки, и они советовались: “Ну, как она тебе?” Компания была не чисто родственная, а смешанная. Это было