белая рубашка. Все в корчме притихли.
– Это ты хотел меня видеть? – спросил Жуга.
Ганзеец смерил рыжего паренька взглядом и поджал губы.
– Ты разбил мой корабль, – вместо ответа сказал он.
– Где девчонка?
– Ты разбил мой корабль, – словно не слыша, повторил капитан.
– Твои люди сами затеяли свару. Нас привели насильно, корабль разбил твой человек. Мои слова есть кому подтвердить. Твоё дело неправое.
– Меня это не интересует. – Ганзеец отхлебнул из кружки и со стуком опустил её на стол. – Корабль стоил мне полторы тысячи талеров. Верни мне их.
– Ты отпустишь девушку?
– Ты вернёшь мне деньги?
– Градоправитель разрешит наш спор.
Ганзеец повернулся к ближнему громиле.
– Прикончи девку, – распорядился он так спокойно, словно заказывал очередную кружку пива.
– Стой! – рявкнул Жуга, чувствуя, как закипает в груди слепая злоба, и снова повернулся к капитану: – Так вот вы, значит, как… Видно, правду говорят – нельзя с вами по-людски.
– Ты всё сказал? – скучающим тоном осведомился тот, встал и снова кивнул моряку: – Прикончи девку.
Далее Жуга не думал – руки всё сделали сами. Взмах посоха – и громила рухнул на пол с разбитой головой. Второй успел схватиться за нож, но тем всё и кончилось. Капитан проворно метнулся за камин, оттуда к бочкам, и прежде чем Жуга успел до него добраться, моряки опомнились и схватились за ножи.
Яльмар с криком «Один!» отшвырнул двоих ганзейцев, стоявших рядом, схватил тяжёлую скамью и с ней наперевес ринулся в драку. Моряки прыснули в стороны, когда доска в три пальца толщиной с гулом рассекла воздух. Норвег лишь слегка зацепил злосчастного Курта, правда, и этого хватило, чтобы немца отбросило в угол, где он и остался лежать. Кто-то замахнулся на варяга его же топором, Яльмар не глядя швырнул в него скамью и выхватил нож.
Жуга метался меж столов, кружась волчком и никого не подпуская, ножи в руках матросов словно натыкались на стену. Посох, залитый свинцом, оказался страшным оружием – он мелькал то справа, то слева, проносился над полом, словно бы ища змею в траве, а через миг выплетал узор над головой и бил, бил с налёту, ломая руки, выбивая суставы, зубы и глаза. Яльмара вдруг осенило, что он впервые видит бедовый горецкий самопляс, о котором только слыхал, и то нечасто, и в этот миг углядел краем глаза, как долговязый Гельмут рванулся вверх по лестнице с ножом в руке.
Норвег бился сразу с троими, да ещё двое вертелись около, и бросить нож означало верную смерть. Яльмар сделал первое, что пришло в голову. Шлем викинга взлетел, подброшенный мощной рукой, и настиг ганзейца на середине пути.
Он мог бы просто попасть и сбил бы с ног, не будь увенчан грозными рогами. Бросок был так силён, что один из них до основания вошёл немцу в спину. Тот выронил нож и повалился, цепляя перила.
А ещё через мгновение ярл завладел топором, и теперь уже травник понял, почему враги прозвали викинга Олав Страшный.
Оба