Три брата и Чуда-юда сын. Антон Олейников

не тут-то было.

      Едва зашел он в квартиру, как приметил вещицу на вешалке, которой у него отродясь не было. Лук спортивный, композитный, усиленный.

      – Здравствуй, брат мой Алеша! – крикнул Ваня из прихожей. – Как поживаешь? Не растратил ли зоркость свою чудесную?

      Вышел из гостиной лучник-Алеша, средний брат. За прошедшие годы и не изменился вовсе – статный, подтянутый, спина, как жердь, прямая, волос кучерявый, на губах извечная улыбка, а глаза до того светлые, до того ясные, что даже смотреть в них больно.

      – Здравствуй, Ваня. Спасибо за заботу, на зрение не жалуюсь.

      Кивнул ему Ваня и тогда только ботинки чужие приметил – добротные, трекинговые, пятидесятого размера – с большим трудом на обувной полке поместились.

      – Здравствуй и ты, брат мой Илья. Не убавилось ли силы твоей немереной?

      Вышел тут в прихожую старший брат: расправил плечи – от одной стены до другой едва ширины хватило, а макушкой чуть до потолка не достал. Смотрит Илья, как привык, – сурово, а у самого глаза блестят – рад очень с братом младшеньким встретиться.

      – Здорово, Ванюшка! – прогрохотал Илья, так что братьям уши заложило и стеклопакеты в окнах чуть не лопнули. – Я-то здоров, а вот ты похудел пуще прежнего и будто даже в росте уменьшился – до груди мне теперь не достанешь. И квартирка у тебя плохая – тесная.

      – Я к роли готовлюсь, – сказал Ваня. – Худым по сценарию быть положено, а что живу не в хоромах – так одному много не надо. Пойдемте лучше на кухню, накормлю вас чем Бог послал.

      Разносолов у Вани не водилось, угощение вышло простое – холостяцкое. Пиццу из морозилки в микроволновой печи разогрел да пельменей сварил пачку – вот и весь ужин.

      – Тебе, Илья, сесть не предлагаю – ни один стул все равно не выдержит. Ешьте и рассказывайте, с чем пришли.

      Насытились братья по-быстрому, и Алеша тогда слово взял:

      – Хотим, чтобы ты с нами на врага пошел. Будешь за главного, обещаем тебя во всем слушаться.

      – Вот так новость, – удивился Ваня. – Раньше я ради того из кожи вон лез, способности свои использовал. Любого ведь в чем угодно убедить могу, вот и вами командовал, а вы прознали про то и обиделись. Знать тебя больше не желаем, сказали. А сейчас сами просите? Спасибо за доверие, да только завязал я с геройством. Теперь в театре играю – говорят, очень убедительно.

      – Нечего старое поминать. Мы погорячились тогда, но и ты не прав был, когда нас обманывал. Теперь все по согласию будет. И без тебя нам не справиться.

      – Беда большая пришла, – подхватил тут Илья. – Перешло Чудо-юдо поганое реку Смородину, разоряет теперь город наш Рубежный. Говорят оно еще страшнее, чем прошлые. Мстить пришло за семью свою истребленную, привело за собой войско темное, неисчислимое.

      – Кто говорит-то? – прервал его Ваня.

      – Так это… Слухами земля полнится…

      – То-то и оно, что слухами! Половине верить нельзя.

      – Вот видишь! – обрадовался Алеша. – Ты уже о деле думаешь. Мы ведь лучшая команда на всем белом свете! Я бью из лука без промаха, могу не просто песчинку в пустыне разглядеть, а на мгновение в будущее заглянуть. Илья горы может сдвигать и реки вспять разворачивать. Но без твоего хитроумия нам с Чудом-юдом не справиться.

      Посидел еще Ваня, подумал. Худрук, конечно, на него крепко осерчает, может, даже из театра выгонит, но и братьев ему бросить нельзя никак – вовек себе не простит, если что. Махнул рукой, согласился.

      ***

      Прибыли братья в город Рубежный, вышли к реке Смородине, к Калинову мосту. Вода в реке кипит, пар до небес поднимается, мост до красна раскален. Все как всегда, только на набережной безлюдье. Лотки с мороженым брошены, вареная кукуруза на дороге валяется, ни туристов, ни зазывал – все разбежались.