надо отвечать… Будешь отвечать!
– Но Серёжа не при… – начал было оправдываться я. Но Елена Константиновна зло перебила:
– А ты о чём думал?! Будешь петь один! И попробуй только плохо спеть! Иди на урок!
Я вернулся в класс, чувствуя себя виноватым ещё и в том, что Серёга сачканул. У меня тряслись коленки, и ужасно хотелось в туалет. Весь оставшийся урок я повторял про себя слова песни, проклиная всё на свете: тот день когда мы вызвались исполнять песню, друга Серёгу, который меня по сути, предал, и собственно, сам пионерский сбор. Мне очень не хотелось выступать, теперь уже, никогда и нигде. И ни за что!
Время неумолимо переместило меня в школьный вестибюль, где в две шеренги выстроился наш класс для проведения пионерского мероприятия. Первая шеренга – нарядные девочки в белых форменных передничках и с белыми бантами, во второй – серьёзные и торжественные мальчишки. По случаю сбора нам выдали знамя пионерской организации из комнаты совета пионерской дружины. Директора не было, но его ожидали, представителей ГОРОНО тоже не было, но для меня это ничего не меняло. По звонку в вестибюле остался только наш класс во главе с Еленой Константиновной. Сказать, что я себя чувствовал как пионер-активист, которого сейчас будут бить уличные хулиганы, значит, не сказать ничего. Я бы даже согласился, чтобы меня побили, лишь бы не петь. Сбор уже шёл полным ходом, ребята по очереди выступали, читали стихи, а я, будто плыл в тумане, почти ничего не видел, ничего не слышал и мало что соображал.
– А сейчас, песня «Огромное небо» на слова Роберта Рождественского! – пропищала ведущая сбора – председатель совета отряда Ира Мочалова, – исполня-я-я-ет вокальный дуэт четвёртого – «А» класса!
Ирка, конечно, знала, что Сахно не пришёл, но в программке был обозначен дуэт, и она автоматически озвучила, видимо, ничего другого не придумав, и не сумев перестроиться по обстановке.
Я, как автомат вышел из строя. Медленно повернулся.
И запел.
Я пел громко и трагично. Так, как никогда не пел ни до, ни после того памятного пионерского сбора. Мне удалось не перепутать слова. Я умудрился ни разу не сфальшивить в мелодии, единственное – чувствовал, что голос немного дрожит. И я не знал, как воспринимали песню мои строгие слушатели-одноклассники. Во время исполнения последнего куплета, на словах: «В могиле лежат посреди тишины, отличные парни отличной страны…» мне очень захотелось плакать, и я едва сдержался. Наконец, песня закончилась… Я выдохнул, и почувствовал, как по спине стекает пот. Всё… я, как смог, выполнил свой долг до конца.
Потом наступила тишина. Полная тишина, был слышен голос учителя в одной из классных аудиторий первого этажа в дальнем конце коридора. Ни аплодисментов, ни перешёптываний, ни улыбок-усмешек. Елена Константиновна тоже молчала, хотя по идее, должна была сказать что-то вроде: «Спасибо. Встать в строй!»
Мне показалось, что