другое утро токарь отправился к отцу со всеми тремя диковинками. Портной очень обрадовался, свидевшись с ним, и его также спросил, чему он выучился на чужбине. «Я, батюшка, выучился токарному мастерству». – «Хитрое мастерство, – заметил отец и добавил: – А что ты с собою принес домой из твоих странствований?» – «Дорогую привез я диковинку, батюшка! – отвечал сын. – Привез дубинку в мешке». – «Что такое? – воскликнул отец. – Стоило ли этакую дрянь с собою привозить! Ведь ты дубинку-то можешь из каждого дерева себе вырубить!» – «Ну нет! Такой не вырубишь! Ведь этой стоит только сказать: «Дубинка, из мешка!» – и выскочит дубинка и задаст ходу тому, кто мне недруг, и до тех пор не оставит в покое, пока тот наземь не свалится и не завопит о пощаде. Вот, видите ли, с этой дубинкой я сумел вернуть и диковинный столик, и диковинного осла, которые вороватым хозяином отняты у моих братьев. Прикажите-ка их обоих позвать да пригласите и всех родных: я их напою и накормлю досыта, да еще набью им золотом полнешеньки карманы».
Старый портной не очень этому поверил, однако же созвал всех родных. Тогда токарь разостлал в комнате покрывало, ввел диковинного осла и сказал брату: «Ну-ка, братец, поговори с ним по-своему». Мельник сказал: «Бриклебрит» – и в то же мгновение дождем посыпались на покрывало червонцы и сыпались до тех пор, пока все понабрали себе столько, сколько могли снести. Затем токарь вынес столик и сказал: «Братец, поговори ты с ним по-своему». И как только столяр проговорил: «Столик, накройся!» – столик накрылся, и явились на нем прекраснейшие блюда. Тогда началось пиршество, какого старый добряк-портной еще никогда не видывал в своем доме, и все родственники оставались в сборе до поздней ночи, и все веселились и были довольны. Затем старый портной запер в шкаф свои иголки и нитки, аршин и утюг и зажил со своими сыновьями припеваючи.
А куда же коза-то девалась, которая была виною того, что старый портной прогнал от себя своих троих сыновей? А вот куда. Устыдилась она того, что голова-то у ней была обрита, вбежала в лисью нору да и прихоронилась там. Когда вернулась лиса домой, видит – горят в темноте чьи-то большие глаза; испугалась лиса и прочь побежала. Повстречался ей медведь, и так как лиса на вид была чем-то крепко смущена, то медведь и спросил ее: «Лисичка-сестричка, что ты такую кислую рожу скроила?» – «Ах, – отвечала кума-лиса, – какой-то страшный зверь забрался в мою нору, да так и вылупил на меня огненные глаза свои». – «О! Мы его сейчас турнем оттуда!» – сказал медведь, пошел вместе с лисою и заглянул в ее нору; но, увидев огненные глаза, светившиеся в темноте, медведь тоже струхнул: он не пожелал иметь никакого дела с укрывшимся в норе диким зверем и дал тягу от норы. Повстречалась ему пчела, заметила, что медведю не по себе, и сказала: «Мишенька, чего ты пригорюнился и куда же девалась твоя веселость?» – «Хорошо тебе говорить! – сказал медведь. – А посмотрела бы ты, какой страшный зверь с огненными буркалами засел в норе лисицы – и выгнать мы его не можем». Пчела сказала: «Жаль мне