толпа снова взорвалась, Эпикл наклонился так, что его губы почти коснулись уха Ксантиппа.
– По крайней мере, какое-то время его не будет в Афинах. А если боги пожелают, мы можем никогда больше его не увидеть.
Ксантипп кивнул, наблюдая, как Мильтиада снова подняли на плечи его друзья и сторонники. Ксантипп не сомневался, что этот человек умышленно сдерживал их фланг, не позволяя вступить в сражение с персами. Если бы он преуспел, люди, которые приветствовали его сейчас, плакали бы в цепях в тот же день, купленные и проданные на рабских рынках. Не важно, что Мильтиад потерпел неудачу, важно только то, что он не был наказан за свою попытку. В этом была несправедливость, и это жгло Ксантиппа изнутри.
– Я домой, – сказал Ксантипп Эпиклу, повторив это громче, когда друг приложил руку к уху и посмотрел непонимающе. – Домой в Холаргос.
Эпикл кивнул. Он знал, что друг терпеть не может толпу. Долг удержал его здесь, чтобы услышать речи Мильтиада и Фемистокла. Но людское внимание утомляло его.
Ксантипп и Эпикл подождали ровно столько, чтобы поднять руки при публичном голосовании, хотя Ксантипп мог бы воздержаться.
Эпикл похлопал его по локтю и сказал на ухо:
– Никогда не позволяй оленю увидеть твой лук.
Ксантипп глубоко и медленно вздохнул и поднял руку вместе с остальными, чтобы их сосчитали. Мильтиад заметил это, всмотрелся. Среди всех остальных он, казалось, в этот момент обратил внимание именно на Ксантиппа. Этот человек почти ничего не упустил, взирая на людей, которых мог предать, и в его глазах блестели слезы.
Глава 10
Ксантипп вдохнул запах чистого свежего дерева, наблюдая, как вставляют в корпус ребра из сосны и дуба. Корпуса сорока новых триер уже лежали на верфях порта Пирей. Все, кроме трех, были закончены в течение зимних месяцев, готовые к весне, приближение которой уже чувствовалась в воздухе. Работа шла к концу, и росло ощущение завершения чего-то грандиозного. Часть нового флота отсутствовала, экипажи срабатывались, привыкали к командам, ревом звучащим в пылу битвы, учились останавливаться и разворачиваться едва ли не на месте, удивляя тем самым каждого, кто видел, как они передвигались. Они могли защититься от любого персидского военного корабля. Более того, они могли стать для врага ястребами.
Когда последние будут готовы, состоится заключительный спуск, а все остальные будут в строю на воде. Тогда галеры из сосны, дуба и бронзы устремятся в открытое море, из-под защиты берегов – на глубину. Девяносто весел с каждой стороны в трех ярусах по тридцать вспенят темные воды Эгейского моря. На афинских кораблях гребцами были свободные люди, люди, которые носили оружие и могли защитить свое судно от абордажа. Они и раньше удивляли врагов этой простейшей тактикой. Закованные в цепи рабы сражались не так, как свободные греки. Да, им нужно было платить, но работа считалась почетной для тех, кто хотел сыграть свою роль, но не имел доспехов или оружия. У них тоже был голос в собрании, и они хотели