раньше всех во дворе, и маму с папой, и своих подружек, которые, облокотившись на стол, внимательно следили за карандашами.
Рисунки с каждым разом становились всё сложнее и удивительнее, стало ясно – у девочки талант. Люба решила поступать в Строгановское училище, но мечтам не суждено было сбыться. После начала Гражданской войны семье будущей писательницы пришлось перебраться в деревню. В большом городе многим стало жить голодно и холодно, а семье с детьми и подавно. Беззаботная жизнь закончилась, Воронковы ютились в маленькой избушке, но и здесь были свои радости. В доме очень любили книги и по вечерам в редкие минуты отдыха читали вслух Гоголя, Пушкина, Шекспира.
Была у Любы и ещё одна отдушина – прогулки. Девочка наблюдала, как проворно скачут воробьи – охотники до куриного корма, как пробегает ветер по веткам берёз, как идут облака по небу, слушала пение чижей, доносившееся из соседней рощицы. Всё это потом встретится нам в её рассказах и повестях.
После возвращения в Москву Люба стала домработницей, бралась за любую работу, а по вечерам посещала литературный кружок.
Первый рассказ для детей «Чёрная смородина» вышел в 1932 году, а спустя восемь лет появился сборник «Шурка», который она назвала в честь любимого брата.
После этого Воронкова уже не могла расстаться с писательским делом. Так появились повести «Старшая сестра» (1955), где рассказывается о дружбе и верности, об отношениях в школьном коллективе, о дружных семьях, о честности и лицемерии, о взаимовыручке и предательстве; автобиографическая повесть «Детство на окраине» (1959), «Волшебный берег» (1964) и ещё много других её сочинений.
Воронкова считала, что работать нужно в любых обстоятельствах. Повесть «Девочка из города» написана во время Великой Отечественной войны в 1943 году. Её героиня, девочка по имени Валентина, очутившаяся в деревне, – круглая сирота. Отца убили на фронте, а мать погибла при бомбёжке. И хотя у Дарьи, решившей приютить сиротку, трое собственных детей, она оставляет девочку у себя, понимая, что в военное время – это самая настоящая авантюра, прокормить бы своих.
Соседи убеждали Дарью, что напрасно она приютила Валентину, чужое не приживается, что не получится из девочки хорошей работницы, уж больно она худенькая. Но, как была уверена писательница, «людей надо слушать, когда они доброе говорят. А когда говорят злое – слушать нечего, не то что повторять». Валентинка всё-таки остаётся жить в семье Дарьи, где ей приходится привыкать к тяжёлому деревенскому быту, но вместе трудности со временем преодолеваются. А если ты любишь и тебя любят, тогда ничего не страшно, и всё ещё впереди!
Наталия Дровалёва,
кандидат филологических наук
Вступление
Как девочка в синем капоре появилась в селе Нечаеве
Фронт был далеко от села Нечаева. Нечаевские колхозники не слышали грохота орудий, не видели, как бьются в небе самолёты и как полыхает по ночам зарево пожаров там, где враг проходит по русской земле. Но оттуда, где был фронт, шли через Нечаево беженцы. Они тащили салазки с узелками, горбились под тяжестью сумок и мешков. Цепляясь за платье матерей, шли и вязли в снегу ребятишки. Останавливались, грелись по избам бездомные люди и шли дальше.
Однажды в сумерки, когда тень от старой берёзы протянулась до самой житницы, в избу к Шалихиным постучались.
Рыжеватая проворная девочка Таиска бросилась к боковому окну, уткнулась носом в проталину, и обе её косички весело задрались кверху.
– Две тётеньки! – закричала она. – Одна молодая, в шарфе! А другая совсем старушка, с палочкой! И ещё… глядите – девчонка!
Груша, старшая Таискина сестра, отложила чулок, который вязала, и тоже подошла к окну.
– И правда девчонка. В синем капоре…
– Так идите же откройте, – сказала мать. – Чего ждёте-то?
Груша толкнула Таиску:
– Ступай, что же ты! Всё старшие должны?
Таиска побежала открывать дверь. Люди вошли, и в избе запахло снегом и морозом.
Пока мать разговаривала с женщинами, пока спрашивала, откуда они, да куда идут, да где немцы и где фронт, Груша и Таиска разглядывали девочку.
– Гляди-ка, в ботиках!
– А чулок рваный!
– Гляди, в сумку свою как вцепилась, даже пальцы не разжимает. Чего у ней там?
– А ты спроси.
– А ты сама спроси.
В это время явился с улицы Романок. Мороз надрал ему щёки. Красный как помидор, он остановился против чужой девочки и вытаращил на неё глаза. Даже ноги обмести забыл.
А девочка в синем капоре неподвижно сидела на краешке лавки.
Правой рукой она прижимала к груди жёлтую сумочку, висевшую через плечо. Она молча глядела куда-то в стену и словно ничего не видела и не слышала.
Мать налила беженкам горячей похлёбки, отрезала по куску хлеба.
– Ох, да и горемыки