в проёме. Такого персонажа можно было встретить только в сказке, ни дать ни взять настоящая ведьма: сморщенная старуха в чёрном плаще.
– Поспеши росы набрать до рассвета, оботри её, не то не миновать беды, – пробормотала ведьма, тыча пальцем в сторону спальни.
– Подождите, – сказал Ваня голосу в трубке, задающему стандартные вопросы о состоянии больной. – Ты чего, бабка, домики спутала? Вали отсюда, не до тебя сейчас.
С этими словами Ваня хотел захлопнуть дверь, но бабка выставила ногу и помешала:
– Беги в лес, набери росы, идиот, – шамкала она сухими губами, суя парню грязную тряпку.
– Да пошла ты! – грубо выкрикнул Иван, толкнул старую и захлопнул дверь. Продиктовал координаты своего местоположения и остался сидеть на табуретке в прихожей гостевого домика, боясь заходить в комнату, где лежала Мария.
***
Озеро подёрнулось рябью, птицы встревоженно поднялись с ночлега и закричали, унося свою тревогу в гущу леса, когда дверь землянки-избушки со скрипом отворилась и с глухим звуком отвалилась в сторону. Из недр избушки сперва показалась косматая чёрная головешка, а за нею вытянулись тонкие длинные руки со скрюченными пальцами, уцепились за косяк и помогли вылезти из домика древней старухе. Казалось, столько лет никто не может прожить – так плохо выглядела женщина. Каждое её движение отдавало скрипом, словно не живой человек шёл, а старая коряга о другую корягу тёрлась.
Вылезла старуха из избы, распрямила горбатую спину и глянула на небо. Замерла, повела носом, словно принюхиваясь, и повернула голову в сторону кромки леса, откуда ещё недавно выползло существо.
Словно собрав последние силы, заковыляла бабка, неожиданно быстро переставляя изломанные временем ноги. Оказавшись около твари новорождённой, упала на колени и вознесла руки к небу, проскрипела кривым беззубым ртом:
– Дождалась. Дождалась я тебя, дитятко моё.
ІІІ
Когда наберусь я силушки из недр матушки, станешь ты чёрным прахом, развеянным ветром. Смерть твоя не напрасна, она жизнь принесла. Жизнь непростую, долгожданную, выстраданную.
***
Чёрные руки окунулись в мутную воду, стали круги описывать, сжимая-разжимая пальцы. Иссохшие губы зашептали слова заветные, разносящиеся над водою мелкой дрожью.
– Аксинья, матушка моя, поди, поди сюда. Принеси мне, Аксинья, снадобья, чтоб обмазать тело слабое, облегчить страдания души новорождённой, – шептала старуха, склонившись над заросшей гладью лесного озера. – Аксинья, помощница, приди ко мне.
Старуха замолчала и прислушалась. Лес шумел, разговаривал сотнями птичьих голосов, звериных криков, шелестом гадов ползучих.
Из дальних зарослей послышалось глухое, натужное кваканье. Затряслись камыши, закачалась трава, расступилась и пропустила Аксинью к старухе.
Склонив голову к самой воде, замерла старая женщина в низком поклоне, дожидаясь помощницу. Без неё никак не справиться, слабая