деньги на благотворительный проект. Для него это – капля в море. Для меня – возможность сделать хоть что-то. Спасти хотя бы несколько жизней. Я всерьез занялась фондом, и теперь мы занимались не только онкологией. У того же Билли, например, был врожденный порок сердца. Мальчик перенес уже две операции, эта должна была стать третьей, решающей…
Быстро собравшись, я спустилась вниз. Может, отец еще не ушел на работу, и я смогу попросить его перечислить средства на лечение? Почему-то я всегда терпеть не могла просить о чем-либо по телефону. Лучше уж вживую, так, чтобы сразу видеть реакцию собеседника.
Отец был на кухне. Пил кофе, проглядывая утреннюю почту. Судя по его лицу, спал он тоже неважно и сейчас был не в духе:
– Доброе утро, Мардж. Как вчера отдохнула?
Меня передернуло: одного упоминания о вчерашнем дне хватило, чтобы я снова почувствовала ярость и стыд. Ужас перед огромной толпой внизу и жар от прикосновения горячего мужского тела к обнаженной спине… Усилием воли я отогнала воспоминания:
– Так себе, папа. У нашего фонда заморозили счета. А мне как раз нужно срочно сделать перевод для…
– Прости, дочка.
Я растерянно замолчала. Отец почти никогда так резко не прерывал меня. Даже в детстве, когда я часто несла откровенную чушь. Только сейчас я заметила, что его губы строго поджаты, а глаза обжигают прямо-таки арктическим холодом. Он побарабанил пальцами по столу:
– Ты, кажется, не понимаешь, насколько все серьезно. Я больше не могу выбрасывать сотни тысяч.
Я просто задохнулась от возмущения. Выбрасывать?! Неужели он не понимает…
– Когда ты только начала играть в благотворительницу, спасительницу – я не возражал. Мне на жалко денег на хорошее дело. Но сейчас – прости, но у меня нет денег. Совсем.
Я плеснула себе кофе и села напротив отца:
– Почему ты уволил Лайтмана?
Он, наконец, отодвинул письма в сторону и посмотрел мне прямо в глаза:
– Из-за тебя.
Я опешила. Такого поворота я уж точно не ожидала:
– Что значит – из-за меня?
– Он бегал за тобой, этот Лайтман-младший. Пока он просто плясал перед тобой на задних лапках и знал свое место, все было в порядке. Но потом… Я же видел вас там, на заднем дворе. Вы целовались! Ты, моя единственная дочь, и сын садовника. Разумеется, я немедленно его убрал. Ни к чему тебе путаться со всяким отребьем.
Я смотрела на него, широко раскрыв глаза. Так вот почему все произошло… У Кэлвина действительно есть повод ненавидеть меня. Не зря он так взбесился, когда я напомнила ему про детскую дружбу!
– И что потом? Что с ним стало?
Он равнодушно пожал плечами:
– Я не слежу за каждым, кто на меня работал.
Он немного помолчал и нехотя добавил:
– Кажется, он умер вскоре после этого.
Я встала из-за стола и подошла к окну, невидящим взглядом уставившись на буйную зелень сада. Это меняло все. Я думала,