с «Каракатицы», которые собрались было изумить в таверне собутыльников и сорвать с них не одну выпивку за рассказы о страшном нападении крыс на их судно, обнаружили, что Ланкмар интересуется исключительно собственным крысиным нашествием. Матросы приуныли и встревожились. Некоторые даже поскорее вернулись на «Каракатицу», где звездочет снова стал зажигать защитные фонари, а Слинур и черный котенок в беспокойстве прохаживались по юту.
8
Глипкерио Кистомерсес приказал зажечь толстые свечи, хотя закатное солнце еще ярко освещало высокую пиршественную залу, выходившую окнами на море. Впрочем, монарх-орясина казался крайне веселым, когда, хихикая и посмеиваясь, заверил своих серьезных и испуганных советников в том, что у него есть секретное оружие, благодаря которому крысы будут уничтожены в самый разгар своего наглого вторжения и к следующему полнолунию в Ланкмаре от них не останется и следа. Сюзерен поднял на смех своего изборожденного морщинами главнокомандующего Олегния Мингологубца, который для борьбы с мохнатыми захватчиками предложил вызвать войска из близлежащих городов. Казалось, правитель не замечает ни тихого топотка, раздававшегося за роскошными шторами всякий раз, когда на миг затихали разговоры и звон ножей и вилок, ни маленьких черных теней на четырех лапках, изредка выхвачиваемых из мрака отблеском свечей. Банкет шел своей пьянственной дорогой, и Глипкерио становился все более веселым, беззаботным – даже шальным, как начали перешептываться некоторые. Однако его правая рука с бокалом на длинной ножке дрогнула дважды за вечер, потные пальцы спрятанной под столом левой руки тряслись непрерывно, а свои костлявые ноги он согнул в коленях и поставил золоченые каблуки на серебряную нижнюю поперечину кресла – только бы не прикасаться к полу.
А снаружи тусклая ущербная луна освещала маленькие горбатые тени, движущиеся по кромкам всех крыш, за исключением зданий на улице Богов, где помещались разнообразные храмы ланкмарских богов, а также святыня истинных богов Ланкмара с ее высокой и вечно немой прямоугольной колокольней.
Серый Мышелов уныло расхаживал взад и вперед по светлой песчаной дорожке, огибавшей купу благоуханных укромных деревьев. Каждое из них напоминало громадную перевернутую корзину с полукруглым дном и стенками из множества упругих и тонких ветвей, которые были густо усыпаны зеленой листвой и снежно-белыми цветами и свисали вниз так, что внутри, вокруг ствола образовывалась весьма укромная комнатка в форме колокола со стенами из листьев и цветов. Ужинавшие в цветах огненные жуки, светящиеся осы и ночные пчелы смутно обрисовывали каждый такой естественный шатер своими бледными мерцающими огоньками золотого, фиолетового и розоватого цвета.
Из двух или трех радужных беседок уже доносился тихий шепот влюбленных, а быть может – как что-то вдруг кольнуло Мышелова, – и воров, выбравших это невинное и традиционно почитаемое уединенное