ее заблуждения. И я сочинила собственную историю. Вы согласились доставить письмо, где я сообщала Сен-Сюрену о своей достойной изумления встрече с братом, коего я никогда бы не узнала, если бы он сам мне не представился. Потом же я возымела дерзкую надежду, не возбуждая в вас подозрений, заставить вас способствовать восстановлению нашего состояния.
Сен-Сюрен передал мне через вас ответ, и с тех пор мы не прекращали переписываться и даже виделись тайно несколько раз. Вы помните неудачи у семейства Дюперье; я не противилась вашим демаршам, ибо была уверена в провале и, познакомив вас с Сен-Сюреном, не сомневалась, что изворотливость моего любовника найдет способ заставить вас приблизить его к себе. Вы заговорили со мной о любви… решили пожертвовать собой ради меня… Все эти шаги соответствовали моим замыслам относительно вас.
Вы помните, я хотела отказать вам, Доржевиль, но вы утверждали, что привязанность ваша ко мне все возрастает, и предложили скрепить ее узами Гименея. Предложение ваше полностью соответствовало моим планам, ибо брак смывал с меня позор, избавлял от унижений и нищеты… разбогатев и позабыв о прошлых преступлениях, я смогла бы уехать в отдаленную провинцию… где наконец стала бы женой своего любовника. Однако Небо воспротивилось моему замыслу. Остальное вам известно, и вы видите, как я наказана за свои проступки…
Сейчас вы избавитесь от чудовища, кое должно быть вам омерзительно… от существа низменного, злоупотребившего вашей доверчивостью… от той, кто, предаваясь кровосмесительному наслаждению в объятиях ваших, отдавалась еще и этому негодяю, ежедневно, с того самого момента, когда чрезмерное сострадание ваше приблизило нас друг к другу.
Вы должны ненавидеть меня, Доржевиль… Я того заслуживаю… Презирайте меня, молю вас… Но завтра, глядя из окон вашего замка на языки пламени, что пожирают тело несчастной… столь жестоко надругавшейся над вашими чувствами… едва не оборвавшей нить жизни вашей… пусть утешением мне будет мысль, что чувствительная душа ваша сострадает моим несчастьям и что хотя бы единственной слезой вы оплачете меня и, быть может, вспомните, что та, кто стала мукой и позором всей вашей жизни, рождена была сестрой вашей. По праву рождения моего вы не можете отказать мне в сочувствии.
Низкая женщина не ошиблась: она растрогала сердце несчастного Доржевиля, и он заливался слезами, слушая ее рассказ.
– Не плачьте, Доржевиль, не плачьте, – сказала она, – я была не права, прося оплакать мою участь. Я этого не заслужила, вы же так добры, что уже исполнили мою просьбу. Позвольте мне осушить ваши слезы напоминанием о моих преступлениях. Взгляните на несчастную, говорящую с вами, как на самое гнусное скопище всяческих пороков, и вы содрогнетесь, вместо того чтобы проливать слезы сострадания…
При этих словах Виржини встает.
– Идемте, сударь, – твердым голосом обращается она к офицеру, – идемте, и пусть смерть моя будет уроком для жителей этой провинции.