дождь, с дороги доносился постоянный шум, визг и гул безжалостно ревущих моторов; сонливость; покой.
«Отпуск никудышный, сезон не удался», – говорит Тадзио. Роберт рассказывает нам чудеса о солнце Южной Франции, о Средиземном море. Тем временем мы плетемся в грязи по асфальтовым дорогам западного пограничья Центрального массива. Приближаемся к Ангулему. Не пропускают, объезд, блуждаем по проселочным дорогам. Уже ночью находим крошечную и бедную ферму. Там заканчивают ужин; вежливые. Хозяин ведет нас на сеновал. В большой миске на столе я вижу зеленый салат. Листья политы оливковым маслом, и это настолько аппетитно, что я не могу этого вынести: «Можно у вас купить салат?» Хозяйка немедленно встает и говорит, что она приготовит нам две головки. Вышла и вскоре принесла целый тазик салата. Мы съедаем его в мгновение ока, закусывая хлебом с паштетом. Эти ночи на сене, под монотонный шум дождя, замечательны.
Утром опять дождь. Хозяйка принесла нам полведра молока на завтрак. Пьем молоко, я лежу и пишу. Льет дождь. Потом ем шоколад, курю, засыпаю, просыпаюсь, грызу шоколад и дремлю. Около четырех часов дня к нам забирается по лестнице хозяин, что-то говорит и вдруг спокойно произносит: «Немцы отсюда в двенадцати км – взяли Ангулем». По крайней мере, мы узнали, что Ангулем в 12 км отсюда. Вскочили на велосипеды. Окружными дорогами выехали на шоссе в Перигё. Решили ехать на юг. Через полтора часа езды – Марёй. По дороге снова оказываемся в самом центре отступающих войск. Ясно, что отступают не тылы, а передовая линия – линия фронта. Толкотня и ор, грузовики, тягачи, танки, пушки.
Затор, все останавливается. Мы на велосипедах, нам удалось протиснуться и добраться до передней части колонны. Едем, и снова затор. Офицеры бегают вокруг и матерятся, 15-сантиметровые пушки, оставленные на краю дороги, сталкивают во рвы, крики. Выделывая цирковые трюки, мы продвигаемся вперед. Стоят четыре грузовика, и солдаты не хотят ехать, потому что не знают, что случилось с их снабженческим автомобилем. Только когда подъехал связной на мотоцикле и сказал, что жратва едет в километре от них, они трогаются с места. Через час то же самое. 15-сантиметровые пушки пытались миновать стоящую на месте колонну и свалились в придорожные канавы. То, что происходит, трудно описать. Ад. Мы продираемся и через несколько километров обнаруживаем идиллию. Голова колонны сидит на краю леса, расставлены столы и стулья (они везли их с собой), и ужин проходит в самой спокойной обстановке в мире. Garden party[56]. С музыкой. Играет патефон, рубиновые бутылки вина на столах, весело. У меня еще звучит в ушах ржание выпрягаемых лошадей, шум, скрежет. Тадзио посмотрел, плюнул и сказал: «Хреновая связь в этой ихней армии».
Насколько же отличается народ в мирную пору и во время войны. Война для народа как бросание монеты о мраморную плитку[57]; хотя я ненавижу войну, мне кажется, что трудно найти лучшее испытание. Я вспоминаю, что думал о Франции долгие годы. Сегодня мне понятно одно: качества, которые умиляют